Михаил Веллер - Вначале будет тьма // Финал

– Почему не в Лозанну? Это ближе.

– Не исключено, что сотрудникам ВАДА промыли мозги, запугали их, элементарно подкупили. Американские эксперты не хуже, покрывать русских или торговаться с ними они не будут.

– Их все равно обвинят в предвзятости.

– Когда дело получит огласку, это спровоцирует череду новых проверок, и от них русским не отвертеться.

– Гениально.

– Что касается непосредственно нашей профильной деятельности, я напишу своеобразный тизер, открывающий тему, вы по возвращении напишете плизер. Впоследствии с вас полноценный лонгрид. Такова наша стратегия.

– Целиком основанная на вашей вере в то, что улики существуют.

– Основанная на моем убеждении, что надо воспользоваться возможностью.

– И подставиться под удар?

– Да, но выгода неоспорима. Совершив мелкое нарушение, мы можем сорвать завесу тайны с преступления глобального масштаба.

– А если обнаружить ничего не удастся?

– А если удастся?

– И тем не менее?

– Не тревожьтесь, дорогая моя, если вдруг они чисты, подадим это как позитивную сенсацию. Мы будем вознаграждены независимо от исхода. О нас узнает весь мир, не говоря о том, что на какой-то период мы станем медиа номер один в Дании. Завидую вашей будущей скандальной славе. И горжусь тем, что способствую восхождению звезды!

– Почему вы так уверены, что я пойду на это?

– О, я вовсе не уверен! Я смиренно надеюсь на вашу добрую волю, превосходно осознавая, что вы не столь высокого мнения обо мне, как я – о вас. Я отдаю себе отчет и в том, что нуждаюсь в вас больше, чем вы – во мне. Вы уникальны, и у вас есть все предпосылки, чтобы выполнить это задание.

– Да? И какие? Я не забыла родной язык – что еще?

– Ваши предки по материнской линии, русские корейцы, наделили вас очаровательными восточными чертами.

– При чем тут мои корни?

– Речь не о происхождении, а о соответствующей внешности. Понимаю ваш гнев, стереотипы раздражают, как ничто другое. Но если мы призваны ниспровергать их, наш долг – уметь ими оперировать, коль скоро они так прочно закрепились в некоторых обществах.

– Надуманное утверждение.

– Отнюдь. Из февральской командировки вы привезли прекрасный материал о том, как рыбки попадают на яхты, но разве иных наблюдений вы в Москве не сделали? Вы не были там с детства – могли свежим взглядом оценить ситуацию с мигрантами. Вы органично впишетесь, акцент, по вашим же словам, у вас есть и так, и никто не будет вникать, какой именно, – довольно и того, что лицо азиатское. Так что вы эффективней, чем кто бы то ни было, провернете нашу дерзкую затею.

– Нашу?

– Безусловно! Однако меня чрезвычайно заботит то, каково вам будет на родине.

– Я не склонна к сантиментам.

– А к риску вы склонны? Если по какой-либо причине операция будет провалена, лихо вытащить вас из полиции, как в низкопробном шпионском фильме, не выйдет. В ожидании официальных представителей нашей страны вам нужно будет стойко молчать. В крайнем случае – упирать на легенду о том, что вы ненормальная фанатка. Хорошенько подумайте, Хелена!

– Я уже хорошенько подумала, Лауритц, и пришла к выводу, что вы держите меня за идиотку.

– Что вы! Напротив! Другая на вашем месте сразу послала бы меня к черту, но у вас есть миссия.

– О чем вы?

– Вы мечтаете что-то изменить в мироустройстве, так? Это и для меня не пустой звук. Да, аудиторные показатели интересуют меня не меньше, чем правда и справедливость, но эти категории в действительности тесно связаны. Если мы поймаем русских со спущенными штанами, будем торжествовать вместе.

– Мы слишком разные, чтобы одинаково трактовать успех.

– Восхищаюсь вашей прямотой!

– Не стоит, правду говорить не страшно.

– Несомненно, ведь вы полагаете, что будущее за вами.

– А за кем оно, по-вашему?

– За вами, разумеется, но это естественный ход вещей, а не ваше завоевание. Такая иллюзия свойственна молодым, особенно разносторонним и деятельным. Вы пропагандируете мультикультурализм, альтерглобализм, феминизм, веганство, осознанно потребляете, волонтерствуете в центрах помощи беженцам – это похвально и ужасно современно. А я, с вашей точки зрения, сексист, эйджист, ксенофоб и вульгарный корпоративный эксплуататор. Угадал?

– Лауритц…

– Угадал. Но если я олицетворяю все, что вам так противно, почему вы до сих пор на меня работаете? Когда я начинал карьеру, я тоже был не в восторге от моих шефов, но не грезил о том, чтобы перегрызть им глотки под предлогом борьбы за чьи-то права. Если бы вам ничего за это не было, вы с наслаждением разорвали бы меня на куски хотя бы за мои приятельские отношения с лидером НПД. Он и его люди всего-навсего стоят за то, чтобы не выдавать всем подряд вид на жительство, а вы считаете их фашистами. Насколько это толерантно?

– Слушайте, к чему вы клоните?

– Я хочу, чтобы вы усвоили одну вещь. Умопомрачительно простую. Время бежит быстро, но история не может обогнать саму себя. Политика будет делаться так, как она делается, еще не одно десятилетие, прежде чем ваше поколение возьмет власть во всей полноте. Как оно ею распорядится – отдельный вопрос. Мы с вами, Хелена, как вы верно подметили, очень разные, но это не мешает нам быть неплохой командой. И я не случайно предоставляю вам платформу, ресурс и шанс посодействовать раскрытию мошенничества такого калибра. Итак, ваше слово?

Хотелось врезать стареющему жулику по высокомерной роже, но Хелена решила, что как-нибудь переиграет его, и согласилась на предложенную роль. Бентсен не обратил внимания на убийственное пренебрежение, вложенное ею в утвердительный кивок. Или обратил, но не показал этого, поскольку понимал – в отличие от Хелены, – что конкретно ей предстоит. И не преминул поглумиться – назвал ее «отважной допинг-леди».

Пресловутые музейные объекты сияли чистотой, но внушали омерзение. Хелена подошла к правому и натянула на него мусорный пакет. Затем – так, чтобы манипуляции были видны камере, – вынула из среднего черную сеточку и вставила на ее место первый цилиндр. Потом так же демонстративно достала сеточку из левого и уже занесла над пустым углублением второй цилиндр, когда, громко клацнув, распахнулась входная дверь.

Хелена замерла, прикидывая, как реагировать. У двери тоже замешкались, но лишь на миг. Она обернулась и узнала Евгения Остапченко. Он направился прямо к ней походкой сытого, но хмурого льва, спешившего разобраться с неотложным вопросом на своей территории. Чутье подсказало ей задержаться. Она вставила второй цилиндр, а сеточки сунула в карман.

Остапченко обогнул Хелену, на ходу приспуская трусы, и начал мочиться, еще не подойдя вплотную к среднему писсуару. Она отстранилась, чтобы камера запечатлела эту великолепную фактуру. Лицо Остапченко приобрело умиротворенное выражение, он повел плечами, запрокинул голову, покосился на Хелену и осклабился.