Михаил Веллер - Вначале будет тьма // Финал

Дома экстренно готовили к сносу по программе «футболизации», чтобы на их месте возвести стадионы. Детям переселяемых обещали бесплатное членство в спортшколах, и жители штурмовали штабы реконструкции, стараясь внести в программу именно свои дома. Школьную форму заменили на футбольную. Радиостанции наперебой стремились заполучить кусочек футбола в свои названия: «Серебряный мяч», «Радио на семи голах», «Ретро-футбол». Метрополитен поспешно менял названия станций на прозвища игроков Сборной. Лишь станция «Спортивная» избежала перемен. В Центральной больнице застиранное постельное белье заменили на новое – цвета зеленого поля с разбросанными футбольными мячами. Сеть кофеен «Футболомания» добавила в меню пирожное «Пенальти» и салат «Судью на мыло». Салоны красоты Сени Сениной подхватили тренд, предложив клиенткам накладные ногти с лицами футболистов и косметические маски «Дриблинг». Рэперы отошли от темы любви к финансам, отдав свой голос футболу. Прилавки парфюмерных магазинов заполнили духи «Офсайд» и дезодорант «Подкат». Даже Apple изменил своим принципам, заменив символ компании в России на сдутый футбольный мяч.

Новый день в доме престарелых начался с приезда городской администрации. Толстый представительный мужчина в галстуке с футбольными мячами прочитал ветеранам лекцию о пользе спорта и подарил открытки и брелоки с символом ЧМ. Закончив речь, он тяпнул за здоровье стариков стопку водки со звучным названием «Штрафной» и с чувством выполненного долга отбыл. «И кому оно надо?» – покачал головой старик в инвалидной коляске, разглядывая подарки. Его сын – большой человек в столице. Он-то должен знать, что это за катавасия.

Ржавое судно рыбсовхоза «Крабчатка» в очередной раз заглохло. Повозившись с мотором, Василий понял, что на этот раз точно пропал. В целях экономии рации на корабле не было. Прибыль от добычи морепродуктов никогда не оседала в карманах рыбаков.

«Если выберусь, брошу все к щучьей матери. Махну к брату в столицу футбол продавать. – Он бережно развернул газету. На первой полосе бесновались футбольные фанаты, давясь в очереди за поющими кроссовками. – И кому оно надо?» – пожал плечами Василий, нарезая на газете селедку.

Домой генеральный вернулся поздно. Он давно забыл, что такое нормированный рабочий день. Точно Сизиф, он катил бизнес в гору. Ажиотаж вокруг футбола, вмиг вознесший его на рекламный Олимп, теперь давил на плечи тяжким бременем. То и дело хотелось все бросить и махнуть к брату ловить рыбу.

«И кому оно надо?» – с грустью подумал рекламщик, разглядывая брошенные в прихожей музыкальные кроссовки сына.

Из спальни вышла заспанная жена.

– Чай будешь? – спросила она. – С пирожными.

– Буду, – устало ответил он.

Жена поставила перед ним кружку с эмблемой футбольной команды. Краем глаза он заметил на ее ногтях до боли знакомые рожи игроков. Пирожные застряли в горле.

– «Пенальти?» – проговорил он с полным ртом и рванул в ванную.

Москва. 42 дня до финала

Она не любила футбол. Не ту игру, в которую играют во дворе мальчишки, а ту, которую показывают по телевизору. С голосом комментатора у нее перед глазами каждый раз возникал образ отца, сидящего перед экраном. Все как в том стереотипе: мужик, диван, пиво. И все как в том анекдоте: мужик, разговаривающий с телевизором. Он всегда громко комментировал игру, называя футболистов то «кривожопыми балеринами», то «левоногими педиками». Жутко матерился, когда они пропускали очередной мяч, и ходил в отвратительном настроении, когда они проигрывали. А проигрывали они постоянно, и тогда отец срывался на мать, обвиняя ее во всех бедах мира. Мать терпела, прячась за томик Рильке, а она никак не могла понять, зачем и как эти столь разные люди вообще могли найти друг друга. Однажды она прямо спросила об этом у матери и получила ответ: «Жаль его». И в этом «жаль» чувствовалось какое-то превосходство, даже высокомерие. Но сама она терпеть ничего не собиралась: ни тупости, ни глупости, ни притворства. Говорила все прямо, за что ее считали сукой.

Позже к этому детскому отторжению по поводу футбола присоединилась липкая грязь, которая лилась из СМИ. Где в большей степени говорилось не о заслугах футболиста, а о его гонорарах или переходе из одного клуба в другой. О купле и продаже. О брошенных женах, развлечениях в бане и драках. При этом сами эти люди были мало похожи на спортсменов, больше на метросексуалов, озабоченных своей внешностью, и в какой-то степени оправдывали определение отца: «балерины» и «педики».

Отец ушел сам, когда узнал, что у мамы рак. Эти два года, пока мама тихо и ни на что не жалуясь угасала, были, пожалуй, самыми счастливыми в ее жизни. Они продали дачу, сдали квартиру и уехали на море, которое обе любили. Мама отказалась лечиться. И первое время она пыталась ее переубедить, но потом поняла, что это бессмысленно, а после маминой смерти вернулась в Москву.

Журфак МГУ и мамины знакомства позволили ей устроиться на хорошую работу, но писать заказные статьи вскоре надоело, и она ушла в рекламу. Свою работу она любила, была требовательна и к себе, и к сослуживцам, из-за чего быстро продвинулась по карьерной лестнице, но заслужила нелюбовь коллег. Женщины ее молча ненавидели, мужчины побаивались, а она и не пыталась снискать их любовь. Первое время она еще переживала, когда видела, что человек обиделся на ее слова, а потом поняла, что умный поймет, а глупый долго переживать не будет, обзовет сукой и пойдет дальше.

Секс она тоже любила, а вот встретить человека, с гундежом и загонами которого могла бы смириться, пока не получилось. Она прекрасно понимала, что сможет жить только с тем мужчиной, которого будет любить. А секс – секс можно найти всегда, и в этом ее поведение больше напоминало мужское: на раз, без обязательств и обмена номерами телефонов. Ей даже не всегда было известно имя партнера. Главное, чтобы возник импульс, а потом все случалось безо всякой ложной стеснительности и манерности. Она вообще не могла понять, как люди умудряются устраивать клоунаду даже здесь, когда ты знаешь, что будет, когда ты уже раздет и нет никаких ограничений. Регулярные занятия йогой сделали ее тело способным получать удовольствие в любой позе. Способ проникновения тоже не имел никакого значения – лишь бы не боль или приятная боль. Главное, должна получаться музыка. Громкая, тихая, медленная или быстрая, но все время в унисон. Сама она очень чутко реагировала на диссонанс и старалась подстроиться (прогнуться, выгнуться, провести пальцем, губами или языком), чтобы максимально совпасть с телом партнера. А потом всегда уходила домой, по опыту зная, что музыка ночи сильно отличается от утренней. И нужно будет видеть глаза этого незнакомого человека и вести какой-то пустой разговор…