Олег Богаевский - Покрывало Венеры

Лай не мог долго задерживаться в Гамбурге. Он очень спешил. И вот ночной экспресс доставил его в Берлин.

Пограничная зона. По одну сторону — Западная Германия, но другую — Восточная. Те же города, те же улицы, те же люди и тот же язык и в то же время два различных государства. Лаю казалось это диким, бессмысленным. Занятый этими мыслями и не обращая внимания на патруль, он переступил запретную черту.

— Стой! — окликнул его западногерманский патруль. Лай остановился.

— Мне нужно туда, — показывая на восток, пояснил он.

— Пропуск!

— Я этого не понимаю. — Свободному сыну Венеры казалось странным и неестественным, что хозяин Земли — человек сам себе ставит препятствия. — Я иду туда, куда мне хочется.

Шуцман искренне расхохотался.

— А за решетку не хочется? — пошутил он.

Лай пристально посмотрел на пограничника, и тот, перестав смеяться, как-то сразу обмяк и стал безразличным. После этого венерианец преспокойно пересек границу и оказался в Восточной Германии.

Сдавая свое дежурство, западногерманский патруль, как и восточный, отметили в рапортах одно и то же, а именно: «За время дежурства никаких инцидентов, за исключением перехода границы серым котом, — не произошло. Кот проследовал с запада на восток». Далее следовали подписи: со стороны запада — сержант Роберт Майер, со стороны востока — его родной брат сержант Ганс Майер.

Несмотря на одинаковость зданий, людей, обычаев и языка, в Восточной Германии Лай ощутил совсем другую атмосферу. Здесь люди, независимо от общественного положения, возраста и пола, чувствовали себя в общении друг с другом на одной ноге. Величественный шуцман в автобусе балагурил с портовым грузчиком, как с другом. Бедно одетая женщина запросто останавливала на улице важного на вид господина и расспрашивала его о дороге на Апфельштрассе, и тот терпеливо и вежливо пояснял ей. Все это создавало ту приятную атмосферу, которую ощутил Лай, лишь только переступил границу запада.

Душа Лая, непрерывно ожесточаемая в западном мире, стала здесь быстро оттаивать. Законы человеческого общежития тут, отдаленно напоминающие венерианские, успокаивающе действовали на него. Он дольше бы пробыл в демократической Германии, но ему нужно было спешить.

На взлетной бетонной дорожке Большого Континентального аэродрома, поблескивая серебром, высился огромный пассажирский лайнер, на фюзеляже которого стояли четыре черные буквы: «СССР».

Шла посадка. Лай, внимательно посмотрев на контролера, стал подниматься по крутым ступеням приставной лестницы. Контролер на «воздушного зайца» с Венеры не обратил никакого внимания. Да и не мог бы этого сделать, так как Лай для него стал невидимым.

Раздался рев двигателей, самолет задрожал, дернулся и мягко побежал по дорожке. Легко оторвавшись от земли, он со скоростью артиллерийского снаряда понесся на восток.

Майя жила в доме Ожиговых почти как пленница. Гурий Иванович освобождал ее от своего присутствия только в часы короткого и неспокойного сна. Утро, день, вечер и добрую часть ночи он неизменно проводил с Майей. Его рассказы о Земле, ее — о Венере, экскурсионные поездки по Москве и окрестностям, милые, но всегда смешные для посторонних признания в любви заполняли жизнь двух любящих сердец. Майю не томил плен, наоборот, он был ей сладок и приятен.

Боясь потерять любимую хотя бы на одну минуту, Гурий Иванович от всех, кроме матери, скрывал истинное происхождение Майи.

При встречах со знакомыми он представлял ее как свою дальнюю родственницу, приехавшую погостить в Москву из далекого Алтая. Знакомые поражались красоте голубоватой девушки, а еще больше — скромному Гурию Ивановичу, который не мог скрыть ни своего восхищения, ни своей любви к прелестной «родственнице».

Майя и Гурий Иванович стояли на Ленинских горах и молча любовались величественной панорамой Москвы. Летнее солнце дробилось тысячью огней в пышной и темной листве каштанов.

— Сегодня у вас будет Лай! — прервав молчание, сказала Майя.

— Откуда вы знаете? — испуганно спросил Гурий Иванович. Он очень боялся Лая, предполагая в нем самого страшного соперника. Одно напоминание о прекрасном венерианце причиняло ему нестерпимую душевную боль. Майя знала об этом и старалась как можно реже упоминать имя своего друга.

— Да, откуда вы знаете? — повторил свой вопрос Гурий Иванович.

— Я связалась с ним мыслями, — ответила Майя и тут же добавила: — Он уже в Москве и сейчас отыскивает ваш дом.

— Отыскивает? Это ужасно.

— Что же тут ужасного? — улыбнулась Маня своей мягкой, только ей присущей улыбкой.

— О, Майя! — теряя спокойствие, воскликнул влюбленный. — Вы ничего не понимаете. Это ужасно, ужасно!

Подвернувшееся такси доставило влюбленных домой, где их с нетерпением поджидала Алевтина Гавриловна. Она заботливо приготовила для своей любимицы крошечную пилюльку из огнеупорной глины и букет чайных роз, а для Гоши — баранью отбивную, которую он обожал. Но ужинать не пришлось. Раздался звонок. Пришел Лай.

Увидев стройного и мужественного красавца, Гурий Иванович совсем скис. Мысленно сравнивая себя с венерианцем, он понял, что ему ни по одной статье не перещеголять Лая. И вдруг возникла обнадеживающая мысль.

— Скажите, сколько вам лет? — не поздоровавшись, не спросив о дороге и здоровье, выпалил Гурий Иванович.

Лай, нисколько не удивившись экстравагантности земного человека, спокойно ответил:

— Триста восемьдесят два!

Услышав это, Гурий Иванович пришел в неописуемый восторг. Он стал прыгать и хлопать в ладоши, к неописуемому ужасу матери, решившей, что ее сын на этот раз сошел с ума окончательно. Майя, наблюдавшая эту сцену, понимающе улыбалась. На лице Лая сперва было написано недоумение, но оно вскоре прошло, и он стал как Майя, понимающе и тепло улыбаться.

— Дорогой Гурий Иванович, мой коллега, мой давний и старый друг, — дружелюбно оказал Лай, — мой пожилой возраст, которому вы так сильно обрадовались, не позволяет мне жениться на Майе. А потом существует и другое препятствие. У меня есть жена, которую я люблю не меньше, чем вы Майю.

Гурий Иванович густо покраснел и так смутился, что на глазах у него выступили слезы. Но вскоре интересный рассказ Лая о пережитом и виденном полностью рассеял неловкость астронома.

Не прошло и десяти минут, как обаятельный Лай и у Алевтины Гавриловны и у ее сына завоевал не меньшую симпатию, чем Майя.