Меган Девос - Верность [litres]

Отец что-то скрывал. По всему было видно: ему нездоровится, но на споры мне уже не хватало сил. Сколько я ни прогоняла боль, она вгрызалась мне в живот, разрывала сердце и требовала признать ее существование. Этого я не отрицала. Мне было по-настоящему больно. Я лягу в кровать, только вряд ли сумею заснуть. Ночью меня ждет ад кромешный. Меня пугал не он, а то, что я почти радовалась этим мучениям.

Я вяло кивнула, согласившись с предложением отца.

– Вот это моя девочка, – обрадовался он и встал.

Мы втроем молча вышли наружу. Солнце еще только садилось, день уступал место вечеру. Я была измотана до крайности – физически, умственно и эмоционально.

Прохожих было немного. При виде меня они, наверное, испытывали шок, но я ни на кого не смотрела, плетясь за отцом и братом. Счастливого воссоединения семьи не получилось. Справиться с собой я не могла, пусть это и эгоистично.

Мы подошли к нашему дому, в котором редко собирались втроем. Селт почти всегда ночевал у себя в кабинете, где разговоры с ближайшими помощниками о насущных делах Грейстоуна продолжались допоздна. Джоуна едва ли не каждый вечер патрулировал лагерь. Мы только назывались семьей, а по сути каждый давно уже жил своей жизнью.

Пройдя по коридорчику, я оказалась у себя в комнате. В детстве мы делили ее с Джоуной. Потом он перебрался в другую. Тогда я радовалась, что у меня есть своя комната. Сейчас и она не была прежней. Все, когда-то знакомое и притягательное, нынче выглядело совсем непонятным и чужим, словно здесь жила другая девчонка, а я вторглась в ее личное пространство.

Джоуна остался в дверях. Отец положил мне руку на плечо и осторожно повернул лицом к себе. Улыбнувшись, тут же убрал руку. В Грейстоуне было не принято брать за руки и похлопывать по плечу… разве что в исключительных случаях, вроде возращения из многомесячного плена во вражеском лагере. По-моему, Селт был единственным, кто позволял себе сдержанное проявление чувств.

– Крепкого тебе сна, – сказал отец. – Завтра поговорим.

Голос его звучал тепло, как в моем детстве. Я лишь кивнула.

– Грейси, я рад, что ты дома, – искренне добавил он.

Отец еще не оправился от внезапности моего возвращения, но чувствовалось, он испытывает громадное облегчение и радость. Все это читалось в его взгляде.

– Я тоже, папа. – я заставила себя улыбнуться.

Не знаю, врала ли я ему или нет. Отец еще раз улыбнулся мне и пошел к выходу. Джоуна скороговоркой пожелал мне спокойной ночи. Потом оба вышли, закрыв дверь. Может, мне нужно заново привыкнуть к этому месту, чтобы я могла снова почувствовать радость быть дома.

Дом… какое лукавое слово. Странное слово с извращенным, перекореженным смыслом. Где настоящий дом каждого из нас? Кто устанавливал эти понятия? Каким требованиям должно отвечать то или иное место, чтобы человек мог сказать: «Здесь мой дом»? И по каким признакам я безошибочно определю, где мой дом?

От этих мыслей я покачнулась и попятилась, пока не ударилась о кровать, на которую и повалилась. Слезы, пролитые в кабинете Селта, были пустяком по сравнению с теми, что хлынули сейчас. Боль, грозящая меня уничтожить, выжигала слои клеток, проникая все глубже, пока не прожгла сквозную дыру.

Я нашла ответ на свой вопрос. Дом там, где тебя принимают и ты это ощущаешь. Дом там, где ты знаешь, что тебе делать, и делаешь это без тени сомнения. Где ты проявляешь свои лучшие качества, отчего и люди вокруг тебя становятся лучше. Дом там, где ты можешь расти, учиться, смеяться, играть. Где ты чувствуешь себя в безопасности, живой и счастливой. Наконец, дом там, где тебя любят.

Мой дом был там, где Хейден. Недели, проведенные с ним, – единственная часть моей жизни, когда во мне раскрывалось все самое лучшее. Там я по-настоящему была собой. Никто на меня не давил, никто не мешал. Там я жила сообразно своим представлениям о настоящей жизни. Рядом с Хейденом я испытала счастье, какого не испытывала за всю прежнюю жизнь. Я и сейчас не решилась бы это отрицать. Там я повзрослела как личность.

Любовь к Хейдену никуда не делась. Она жгла мне жилы, словно насмехаясь над моей потерей. Невидимые удары кромсали мне сердце на куски. Завершившись, круг терзаний повторялся снова. Случившееся было неимоверно жестоким, однако самую нестерпимую боль доставляла простая, очевидная мысль: Хейден никогда меня не любил.

Дом – это место, где в тебе проявляется самое лучшее, где ты счастлива так, как не будешь ни в каком ином месте. Парадокс заключался в том, что я и не знала, где мой дом, и очень хорошо знала. Но тот дом я потеряла навсегда.

Десять дней…

С момента моего возвращения в Грейстоун прошло десять дней, а казалось – целая вечность. Я не представляла, что время способно тянуться так медленно. Я то впадала в полное оцепенение, то сжималась от нестерпимой душевной боли. То и другое волнами сменяло друг друга. Лишь минуты, проводимые с отцом, давали мне немного счастья. Именно минуты, и далеко не каждый день.

Казалось, дела заполонили всю жизнь отца без остатка. Насколько помню, раньше он позволял себе отдыхать. Сейчас он целыми днями просиживал в кабинете, запершись там с ближайшими помощниками и Джоуной. Домой он возвращался поздно вечером и сразу ложился спать. Темные круги под глазами стали неотделимой частью его внешности. Он тощал с каждым днем, чах у меня на глазах. Я все отчетливее сознавала: с отцом творится что-то неладное, но он, как и в первый день, упрямо отметал все мои подозрения.

– Потом, Грейси, – обычно отвечал он, нежно касаясь моего плеча.

Это подчеркнутое нежелание говорить о своем здоровье ничуть не развеивало моих тревог.

Джоуна старался быть со мной вежливым и дружелюбным, но выглядело это очень неестественно. Напыщенные, ходульные фразы, натянутые улыбки. Спасибо, что хоть не рычал. Наши отношения никогда не были дружескими, мы вечно боролись за первенство. Джоуна придерживался убеждения, что раз уж я родилась женщиной, это изначально обрекает меня на подчиненное положение. Заявления о мужском превосходстве донимали меня и раньше, но сейчас – особенно.

Какие бы занятия я себе ни находила, чем бы ни пыталась себя отвлечь, мысли неизменно возвращались к Хейдену. Что-то он сейчас делает, не грозит ли ему опасность, как вообще обстоят дела в Блэкуинге. Я удивлялась себе. Меня прогнали. Грубо, под дулом пистолета. После этого только слабачка могла терзаться подобными вопросами, но я все равно хотела быть рядом с ним, помогать ему, разделяя тяготы, с которыми его постоянно сталкивала жизнь. Ему опять придется со всем разбираться одному. Хейден ни за что не примет чью-либо помощь. Эта мысль не давала мне покоя. Она заставляла сердце глухо ударяться о ребра и отзывалась в груди тупой болью.