Эдвин Табб - Смерть — это сон. Белая вдова

— Очень многие считают, что я умер — мне хочется, чтобы именно так обо мне все и думали. Им очень не понравится то, что они увидят, когда узреют меня во плоти, вот почему я и стараюсь не разочаровывать их.

Ларри брал себе всего понемногу из тех кулинарных богатств, что его окружали, несмотря даже на то, что голод его совсем не замечал, что же именно он себе берет. Мэйн Корнмэн! Это уж слишком. Тем не менее, при более внимательном рассмотрении тех груд плоти, в которые превратился этот человек, то здесь, то там проступали под ними такие знакомые черты. Ларри удалось разглядеть орлиный нос, странным образом заостренную нижнюю челюсть, редкие волосы человека, который был единодушно провозглашен самым великим американским ученым в годы между мировыми войнами. Тогда, однако, у Корнмэна была пышная борода, как у профессора Челленджера.

Ларри с изумлением глядел на ту обрюзгшую тушу, в которую превратился этот человек, который, полагаясь на свою потрясающую в своей иррациональной нелогичности интуицию, направил по верному пути всех будущих расщепителей атомного ядра. Человек, который выдвинул совершенно новую теорию квантовых взаимоотношений между элементарными частицами, которую до сих пор еще никому не удавалось опровергнуть. Человек, который в двадцать восемь лет наотрез отказался от Нобелевской премии только потому, что считал себя слишком уж юным для такой почетной награды.

— Для призрака я, по-моему, чуть-чуть толстоват, — с серьезным видом произнес Корнмэн, — поэтому вам не стоит и дальше пялить на меня глаза, как будто я привидение.

Ларри проглотил полный рот изысканной пищи, даже не прочувствовав вкуса ее, затем овладел собой и произнес:

— Мистер Корнмэн, для меня совершенно неясно, почему вы заключили меня сюда. Я даже не знаю, в здравом ли я уме. По-видимому, моя жалкая диссертация по гемофилии, стала объектом какого-то рода заговора. Будьте настолько любезны и расскажите мне, что все это значит.

— Не беспокойтесь, молодой человек, — ответил гений былых лет. — Ваш рассудок в полном порядке. Что же касается вашего предположения, что вы стали жертвой некоего заговора вследствие темы своей диссертации, то давайте лучше скажем, что именно ваша диссертация стала угрозой раскрытия заговора — заговора, который существует вот уже три тысячи лет.

— Вот теперь мне ясно, что я сошел с ума, — пробормотал Ларри, протягивая руку к стакану с водой. — Между прочим, а что случилось с моей диссертацией?

— В настоящее время она у меня в кабинете, — ответил толстяк. — Я только что закончил чтение ее. По-моему, это наиболее значительная теоретическая научная работа после моей собственной докторской диссертации. Я искренне поздравляю вас. Но она может подождать, пока мы не разделаемся с завтраком.

С этими словами он пододвинул к себе блюдо с четырьмя яйцами всмятку, тарелку с жареным картофелем и еще добрый десяток почек. Пока Ларри пытался справиться с охватившим его изумлением при виде такого аппетита, толстяк полностью расправился со всей этой снедью.

Даже наблюдать за тем, как поглощает пищу Корнмэн, было ужасно невыносимо. Не спеша он разделался со второй тарелкой, после чего чуть повернул вращающуюся башню в центре стола и наложил в третью тарелку новую целую гору всяческой снеди, среди которой центральное место занимали нарезанный ломтиками фазан и канадский бекон. Еще он наложил четыре полные столовые ложки пропитанных маслом грибов, добавил к ним три хорошо прожаренных тоста, сделав паузу в процессе поглощения пищи только для того, чтобы отпить из огромного фужера, стоявшего рядом с его правым локтем.

— Не угодно ли шампанского? — спросил он у Ларри.

Ларри, привыкший обычно довольствоваться яичницей с жареной колбасой, только сглотнул слюну и покачал отрицательно головой. Он никак не мог уразуметь, почему любой человек вообще, а тем более с такою прекрасной репутацией, как у нынешнего его хозяина, мог преднамеренно предаваться столь потрясающему обжорству. Не будь он сам без какой-либо пищи более двадцати четырех часов, он вообще вряд ли к чему-либо притронулся. Теперь же он все-таки ухитрился слегка отведать почек и один-два кусочка канадского бекона. Кофе, который он сам себе налил, оказался просто отменным.

Разделавшись в конце концов с завтраком, толстяк с торжественной изысканностью обмакнул пальцы в вазе с водою для рук, вытер губы салфеткой и отодвинул свое кресло от все еще ломящегося от еды стола.

— Вот теперь, молодой человек, если вы последуете за мной… я не сомневаюсь в том, что нам есть о чем переговорить между собою.

— Я тоже в этом нисколько не сомневаюсь, — произнес Ларри, с огромным трудом вставая из-за стола, будучи совершенно ошеломлен столь фантастически быстрым развитием событий, участником которых ему довелось стать.

Вслед за своим хозяином он вышел из столовой и, пройдя по коридору, оказался в кабинете, одна стенка которого была полукруглой и вся усеяна книжными полками от пола до потолка. Толстяк, который каким-то совершенно чудесным образом настолько сохранял контроль над координацией своих движений, что совсем не переваливался с ноги на ногу при ходьбе, грузно опустился в огромных размеров кресло за изысканным, поистине императорским письменным столом и жестом руки указал Ларри место напротив себя. Сложив перед собой пухлые пальцы, он стал пристально изучать своего молодого гостя с чисто буддистской отрешенностью, наклонив голову слегка набок.

— Одну минутку, — произнес он, чуть приподняв ладонь, когда Ларри попытался было открыть рот, чтобы что-то сказать. — Сначала вот это. — С этими словами он извлек из-под кожи с золотым тиснением, прикрывавшей всю верхнюю поверхность стола, нож для разрезки бумаг, и запустил его кончик в невысокую вазу для цветов, что стояла у самого его локтя. Выудив оттуда какое-то весьма странное устройство, он тупой стороной ножа, как отверткой, освободил какой-то винт в этом устройстве, после чего вернул устройство в вазу для цветов, а нож — под столешницу.

— Долорес, — произнес он, вроде как бы объясняя свои действия. — Она любит подслушивать мои конфиденциальные беседы. На сей раз лучше, чтобы она не могла этого делать. Предмет, который я только что испортил, потайной микрофон для подслушивания.

Ларри нахмурился в недоумении.

— Но если она вроде бы за вами шпионит, — предположил он, — то почему бы вам не избавиться от нее?

— Слишком уж она хороша! — последовал незамедлительный ответ, сопровождаемый раскатистым смехом. — Кроме того, если я от нее избавлюсь, они просто поставят на ее место какую-нибудь другую женщину — и эта другая может оказаться не столь очаровательной. Логично, не так ли?