Эдвин Табб - Смерть — это сон. Белая вдова

— Дело вовсе не в этом, — ответила девушка. — Совсем не в одежде. Дело… Ларри, что ты можешь сказать в отношении той девушки, Тони?

Он только пожал плечами, но почувствовал, как зарделись его щеки, к нему снова вернулось чувство вины перед Идой.

— Не стоит о ней беспокоиться. Она всего лишь моя соседка.

— Ты в этом уверен? — испытующе спросила девушка.

— Ида… ты что, ревнуешь? — отпарировал Ларри. — Пожалуйста, выбрось это из головы. Тони всего-навсего смазливая девчонка, случайно оказавшаяся ближайшей моей соседкой там, где мне пришлось на несколько дней застрять. Она была внимательна ко мне — вот и все.

— Именно этого я и опасаюсь, — сказала Ида. — Естественно, я ревную. После всех тех месяцев в Бостоне, когда ты обращался со мной так, будто я была фарфоровой безделушкой — а вот теперь, вчерашним вечером, ты…

— Хватит, — почти что грубо воскликнул Ларри. — У тебя нет никаких оснований для того, чтобы ревновать. В сравнении с тобой она — ну, почти ничего из себя не представляет.

— Возможно, она в большей мере в твоем духе, — уныло произнесла Ида. — Может быть, тебе как раз нравятся немножко безвкусные женщины. Пока мы с ней были в туалетной комнате она прямо-таки заявила свои права на тебя. Она задала мне пару таких вопросов о тебе, на какие я не смогла ответить. Каково, ты думаешь, мне чувствовалось при этом?

— Прости, — произнес Ларри. — Но это совсем не то, о чем ты должна волноваться. Просто так уж случилось, что…

— Ты пытаешься дать всему рациональные объяснения, — перебила его Ида. — А ты хотя бы понимаешь, о чем я сейчас думаю? А думаю я сейчас о том, что ты — наихудшего сорта сноб, какого только можно представить. Ты не решался связать свою судьбу со мною только потому, что считал меня богатой, а у тебя ни цента за душой. Я вовсе не претендую на то, что знаю абсолютно все, что произошло с того момента, как ты покинул Бостон, но совершенно очевидно то, что ты уж никакой не бедняк теперь — и поэтому ты падаешь на первую же смазливую девчонку, что попадается тебе под руку. Скажи мне, Ларри, ты считаешь, что ты поступил честно?

— Может быть, нет, — ответил он, испытывая снова жар на лице, но на этот раз совсем не от смущения. С каждой секундой им овладевал все больший и больший гнев. — Может быть, нет, но ты-то сама считаешь, что была полностью честна по отношению ко мне? Всегда и во всем? — Он пристально стал смотреть на нее, смотреть обвиняюще, думая о том, что только она ни делала, пытаясь убедить его не продолжать работу над диссертацией, о том, как она делала все, лишь бы отбить у него охоту от исследования гемофилии, о том, кем она на самом деле является и что знает.

Ида отвела взгляд и произнесла печально:

— Может быть, кое-что из того, что я делала, могло показаться тебе, Ларри, несколько странным, но я никогда не была ни с одним другим мужчиной с того момента, как полюбила тебя.

— Я тоже держался подальше от всяких других мужчин, — ответил он.

Она буквально ударила его по ладони, покоившейся на скатерти, и произнесла негромко, но очень выразительно:

— Сам факт, что ты можешь позволить себе шутить, показывает, как мало ты обо мне думаешь, Ларри, а ведь есть много такого, что я должна знать — что я имею полное право знать.

— Есть кое-что такое, о чем мне самому очень хотелось бы знать, — возразил ей Ларри. — Пока мы в равной степени не объяснимся друг с другом, я не усматриваю, какое у тебя есть право заявлять хоть какие-нибудь права на меня.

Их разговор зашел в тупик. Они все еще продолжали глядеть друг на друга, сохраняя унылое молчание, когда вернулись Нед и Тони. Однако еще не успел журналист занять свое место за столиком, как Ида поднялась и набросила на себя жакет.

— Отведи меня домой, Нед, прямо сейчас, — сказала она.

Он бросил взгляд в сторону Ларри, который все еще тупо всматривался в пустоту, и произнес:

— Хорошо, Ида. Вечер все еще в своей эмбриональной стадии, но если ты настаиваешь… — Он помахал рукой на прощанье Ларри и Тони и последовал, лавируя между столиками, за разъяренной Идой к выходу.

— Ну? — Тони с любопытством поглядела им вслед. — Что стало причиной этой небольшой ссоры?

— Ты… по крайней мере, частично, — несколько грубовато ответил Ларри. — Могла бы и более тщательно подбирать слова, пока пудрилась в туалетной комнате.

— Почему, Ларри? — со смехом воскликнула девушка. — Я ничего не сказала такого, что могло бы бросить какую-либо тень на любого из нас, а разве вообще мы сделали что-то преступное? Разумеется, если твоя подруга Ида вздумала неверно истолковать мои замечания… — Она подумолкла и, озорно ему улыбнувшись, добавила: — Ты ведь не станешь упрекать девушку за то, что она немножко позлорадствовала над незадачливой соперницей.

Ларри не смог удержаться и ухмыльнулся. Тони была женщиной с ног до головы.

— Ладно, — произнес он, — пусть меня вешают за это твое злорадство.

— Вот так-то, ты мой — и никаких гвоздей! — снова озорно улыбнувшись, воскликнула Тони. — Лучше уж за это, чем за ничего.

После этого Ларри почувствовал себя таким раскованным, каким еще не был за весь этот вечер. Примирения в этот вечер со старыми друзьями не получилось — ну и бог с ним, с этим примирением. Интересно, отметил он про себя, присутствие Тони здесь еще больше все запутало или нет? И решил, что все могло быть куда хуже, не будь здесь Тони. Он почувствовал ее ласковую руку у себя под одеждой, и от этого ее прикосновения приятная теплота пронизала все его тело.

— Ларри, — произнесла девушка, — я далеко не ангел, но и не шлюха какая-нибудь. С каждой минутой ты мне нравишься все больше и больше. Но если ты когда-нибудь посчитаешь, что я тебе больше не нужна, я не стану устраивать таких сцен вроде той, что только что устроила тебе эта твоя Ида, я просто уйду из твоей жизни и подыщу себе мужика получше.

И самым странным во всем этом было то, что он определенно знал, что она говорит чистую правду. Возможно, она и не совсем леди по более строгим стандартам Иды, хотя, если бы ей так уж захотелось ею стать, он нисколько не сомневался в том, она могла бы стать настоящей королевой среди самых благородных дам любого общества. В каком-то смысле она принадлежала к единственно истинной аристократии на свете — к аристократии прекрасных молодых женщин. Ее такая безмятежная уверенность в себе источником своим имела давно приобретенное знание — знание того, что она могла поступать в своей жизни так, как ей самой заблагорассудится, и что это сойдет ей с рук по сути безнаказанно.

И тем не менее не было в ней какого-либо высокомерия, она не испытывала свою судьбу, она просто принимала жизнь такою, какая она есть, и не требовала особых подвигов от других. Ларри ощутил, что к нежному обожанию, которое испытывал он к девушке, начала примешиваться и некоторая гордость за нее. С самого начала она пленила его своею душевной щедростью.