Иннокентий Лаженицын - Носители. Сосуд [СИ]

— Готов? — увидев меня, скорее констатировал он, нежели спрашивал. — Поехали, — бросил он недопитый чай и направился к входной двери.

— Мы с тобой теперь уже при свете дня, на глазах соседей выйдем и демонстративно, с респектабельно непоколебимым лицом сядем в твою десятку и поедем? — с легкой ноткой иронии спросил я его.

— Нет, я заказал такси, — буркнул он в ответ и вышел за дверь.

Нам повезло, на лестничной клетке мы не встретили соседей. Лифт спустил нас на первый этаж. На входе все так же дежурила Юля, несмотря на ночную смену, она была все так же свежа и прекрасна, озаряя каждого проходящего мимо улыбкой и пожеланием хорошего дня.

— Доброе утро, — жизнерадостно сказала она. Злорадство только поднял руку в знак приветствия. — Как вам спалось на новом месте? — конечно же, такое поведение было обусловлено должностными инструкциями, но мне, человеку, не балованному администраторами в каждом подъезде, было это лестно.

— И вам доброе утро, Юлия, сон был восхитителен, — с максимальным для ненависти дружелюбием отвел я, Вася же не останавливаясь вышел из подъезда.

— Все в порядке? — спросила Юля, глядя вслед выходящему Злорадству.

— Конечно, он всегда такой, я думал, вы заметили это еще вчера. Юлия, а вы тут все время работаете?

— Нет, конечно, — мило улыбнулась она в ответ. — Сутки через трое.

— Как печально, — придал я максимум грусти своему голосу, — а мне бы так хотелось каждое утро начинать с вашей улыбки.

— Эй! Донжуан! — Злорадство стоял у двери подъезда и орал на весь холл. — Сколько тебя можно ждать? Спрячь свои плешивые перья и бегом уже на работу.

— Наверно, вам пора? — тонко подметила Юля.

— Вы, как всегда, правы. — То странное мимолетное чувство, посетившее меня вчера при нашей первой встрече, вновь распускалось во мне, порождая много вопросов и легкую эйфорию. — Когда мы теперь увидимся с вами?

— Если вернетесь до восьми вечера, то сегодня, а потом моя смена кончится, и я буду только через три дня. — Казалось, что она готова была улыбаться в любой ситуации, это не давало мне понять, то ли я ей действительно нравился, то ли она просто качественно исполняла свою работу.

— Сделаю все возможное, чтобы увидеть вас сегодня вновь, так что не прощаюсь, — я развернулся и пошел к выходу.

— Хорошего вам дня! — вслед крикнула Юля.

При свете дня внутренний двор выглядел совершенно по-другому. Толпа детей бесилась на детской площадке, рядом на лавочках общались мамочки и няни. Парковка была практически пуста, только Васина ржавая десятка стояла в гордом одиночестве. Ребятня постарше с большим удивлением рассматривала детище отечественного автопрома, в такой близи они наверняка никогда не видели ничего подобного.

Вася уже сидел в черном мерседесе на пассажирском сиденье и призывно махал мне в открытое окно.

Я никогда не любил воскресенье, понедельник и то был лучше, он знаменовал начало работы, а не предвкушал ее. И даже сейчас, когда у меня не было ни работы, ни чувств, при упоминании о воскресенье странное недовольство возникало во мне. Плюсом была только пустота на дорогах, до конторы мы долетели за двадцать минут.

Несмотря на выходной день, парковка перед конторой была забита, хотя для Москвы это было неудивительно, этот город работает двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю.

Мне предстояло знакомство с комиссаром. Я никогда раньше не видел их и не общался с ними, но то, что слышал, не внушало радужных перспектив. Мы вышли из машины. Народ бегал, шумел, матерился, в общем, изображал бурную деятельность.

— Иди за мной, — скомандовал Вася.

Пройдя по нескольким коридорам, мы подошли к железной запертой двери, около которой за столом сидела Нежность.

— Добрый день, мальчики, — отложив пилочку для ногтей, посмотрела она на нас.

— Привет, Марин, — ответил Вася.

— Здравствуйте, — сказал я, хотя на вид ей было лет столько же, сколько и мне, но что-то подсказывало, что она значительно старше и уважительное обращение более приемлемо.

— Шестой пока занят, проходите, подождите, он вас вызовет, — проинструктировала она. — Распишитесь в журнале, вот тут, — ткнула она пальцем в стандартный журнал всех формальных охранников в государственных учреждениях. Мы расписались напротив наших идентификаторов.

Вася открыл дверь и пропустил меня вперед. За дверью была крутая металлическая лестница, ведущая вниз. Спустившись по ней, я оказался в коридоре, жутко похожем на тот, что прорисовала мне Ненависть во сне. Хотя в этом не было ничего удивительного, все коридоры в чем-то были похожи. Этот был не столь длинный, я насчитал шесть дверей по правой стороне, с левой их не было, заканчивался он еще одной лестницей, ведущей вниз.

— Наша дверь с номером шесть, — сказал Вася, — около нее и ждем.

В коридоре не было ни лавочек, ни стульев, потому, подойдя к нужному нам кабинету, мы просто облокотились на стену. Повисла неловкая тишина, которая так мне не нравилась.

— Почему комиссары? — начал я беседу с первой пришедшей в голову мысли.

— Прикрепилось название еще со времен Петра Первого. Да и в Стране Советов тоже наименование было популярное, за границей их именуют иначе, на свой лад. Изначально это были представители Старейшин в каждом из регионов, но спустя века почти все регионы разделились согласно территориям стран, обрели независимость, и у власти остались те самые комиссары, ну или их наследники и ставленники, все как у людей, в общем, — ответил Злорадство.

— Почему встречи с начальством проводятся в полуподвальных помещениях?

— Конспирация, — лаконично ответил Вася. — Комиссары вообще очень трепетно относятся к своим личностям, старательно скрывают их, никто из носителей не знает их истинного облика. Слишком много зависит от них, чтобы давать шанс хоть кому-то узнать, как они выглядят. Говорят, в обычной жизни их легко можно встретить в конторе или на улице, но ты никогда не будешь знать, что именно этот носитель — комиссар. Потому встречи проводятся в этих кабинетах.

— А их нумерация что-нибудь значит? — вспомнил я слова Нежности про шестого.

— Их внутренняя иерархия, насколько мне известно. Первый — самый главный, потому и занимается самыми экстренными делами, которые не способны разрулить прочие носители и комиссары.

— Значит, мне еще повезло, мной занимается только шестой.

— Тобой уже занимаются комиссары, что говорит об экстренности и необычности твоего дела, — не разделил мою радость Вася. — Да и все может поменяться. В случае ухудшения ситуации тебя в легкую переведут хоть к первому.

Раздался неприятный щелчок и шипение, откуда-то с потолка прозвучал сиплый голос: «Проходите».