Иннокентий Лаженицын - Носители. Сосуд [СИ]

— Ты дурачок? — как ни странно, он несильно удивился моей просьбе. — Только что тебе сказали никуда не лезть, и ты сразу же решил заявиться к Видящему на квартиру?

— Не заявиться, а навестить коллегу в свободное от работы время. И только ты мне можешь помочь узнать его адрес.

— Во-первых, оставь свои человеческие замашки в прошлой жизни, нет тут никаких коллег, во-вторых, с чего это я должен тебе помочь?

— Потому что на тебя можно положиться, — напомнил я ему его же слова. — Вокруг меня происходит что-то очень странное. Поставь себя на мое место, стал бы ты сидеть без дела и просто смотреть, как твоя судьба плетется чужими руками? Я просто хочу пообщаться с Видящим в твоем присутствии. Если ты посчитаешь, что нам необходимо доложить комиссарам об этой встрече, я тут же это сделаю.

Вася стоял в задумчивости.

— Мне нужно забрать ключи от квартиры у Савы, он наверняка в конторе, — заговорил он наконец. — Займет это минут пятнадцать. Надеюсь, ты успеешь сделать все свои дела в Архиве.

— Успею, — кивнул я.

— Заведующий архивом — Жадность. Скажешь ему: «Привет от Васи с Селигера-73». Через пятнадцать минут встречаемся тут.

Вася, выкинув бычок щелчком, направился на второй этаж конторы, меня же ждал Архив, находящийся в очередном подвале, но с другой стороны здания.

Информация по всем носителям была в общем доступе, об этом нам рассказывали еще во времена учебы. Каждый желающий мог воспользоваться архивом, чтобы узнать ту или иную информацию о своем собрате. Смысл этого был никому не ясен, возможно, попытка создать видимость прозрачности и доступности информации, хотя по факту ничего интересного в этих данных не было. Один раз ради интереса я заглядывал сюда посмотреть, что же написано обо мне. Скудная информация о дате рождения, инициации, а также данные, где я живу и к какому округу прикреплен. Раз в квартал туда подкреплялись данные по моей статистике отлова Кукол.

— Добрый день, — поздоровался я с Архивариусом, от которого была видна только лысая макушка за высокой стойкой.

— Обычный день, — поднял он свой взгляд на меня на несколько секунд и вновь опустил, продолжая читать какую-то книгу. — Что надо?

— Информация по одному человечку, — старался общаться как можно более непринужденно.

— Я понимаю, что не чизбургер и стандартную картошку, — съязвил Жадность. — Идентификатор назови.

— Видящий.

Голова моего собеседника уже гораздо медленнее поднялась на меня, в его глазах виднелся очень большой вопрос.

— Может, все-таки чизбургер и стандартную картошку? Для тебя это получить тут гораздо реальнее.

— Привет от Васи с Селигера-73, - продекларировал я фразу, смысл которой мне был неизвестен.

— Вот, значит, как, — вздохнул Жадность, поднялся со своего места и ушел в дебри архива.

Его не было около пяти минут.

— У тебя ровно две минуты, — кинул он мне тонкую папку в руки, вернувшись из бумажного лабиринта.

— Больше и не надо, — сказал я и схватил папку.

Вся информация по индивиду содержалась на первом листе. Главное отличие анкеты Видящего от носителя заключалось в огромном количестве прочерков во многих графах. Дата рождения, место рождения, расовая принадлежность, возраст, цвет волос, глаз — все было заполнено многозначительными прочерками. На секунду я даже испугался, что и на месте проживания меня тоже ждет прочерк, но мне повезло.

— Тепличный переулок, дом 4, квартира 42, - проговорил я вслух, запоминая адрес.

Оставив папку на стойке, я стремительно двинулся к выходу.

— Напомни Злорадству, эта была последняя, — услышал я крик Жадности в спину, поднимаясь по лестнице.

Василий уже ждал меня на крыльце конторы, вновь куря. После бессмертия самым привлекательным в жизни носителя была безвредность вредных привычек: ни курение, ни алкоголизм, ни даже наркомания не были нам страшны. Главное, чтобы они не привели к окукливанию.

— Успешно? — спросил Вася, увидев меня.

— Да. Жадность просил передать, что это последняя.

— Знаю. К Видящему будем добираться своим ходом, чтобы не привлекать внимания.

Предложение было вполне резонно и логично, потому не подлежало обсуждению. Спустя десять минут мы уже спускались в метро.

Особая прелесть подземки летом была в ее прохладе, а уж тем более в воскресенье, когда народу в ней было очень мало и можно было свободно сесть.

— Вась, а зачем все эти золотые кредитные карты, вседозволенность в трате денег? Как это поможет в раскрытии дела? — спросил я у Васи, когда мы зашли в вагон метро.

— Мне кажется, комиссары надеются, что ты пустишься во все тяжкие, станешь более заметен, и следовательно, кто-то на тебя выйдет, ну или что-то с тобой произойдет, но это лично мое мнение, — предположил Злорадство.

— На меня вышли, несмотря на то что я вел затворнический образ жизни на протяжении года, что-то тут не клеится, — с сомнением ответил я ему.

— Тогда даже и не знаю. Вариантов можно предположить множество, но вряд ли мы угадаем. Комиссарские интриги такого уровня, что простым смертным не дано их разгадать, не говоря уже о том, что информацией мы толком не обладаем. Да и потом какая разница? Тебе плохо, что ли? Трать чужие деньги, наслаждайся жизнью, ты же Витя Клювин, тридцатилетний папенькин сынок, золотая молодежь, — иронично подметил Вася. — На моей памяти контора никогда так никого не финансировала.

— Твоя правда, осталось придумать, на что их тратить.

Я никогда не был бедным, но и богатым меня назвать тоже нельзя было. Несколько кредитов позволяли жить в своей квартире и ездить на собственной машине, живя от зарплаты до зарплаты. Но даже тогда мне трудно было представить, куда бы я потратил богатство, неожиданно свалившееся на меня. Теперь же, ограничивая свое мировоззрение единственным чувством, мне было еще труднее придумать, куда тратить чужие деньги.

Поезд уносил нас в темноту туннеля, я теплил надежду, что за ним меня ждет свет.

Тепличный переулок находился на северо-западе столицы, там же, где и наше новое с Васей жилье, и там же, где я родился и рос. Можно было верить в совпадения, можно было видеть в этом вселенский заговор, а можно было просто не обращать внимания и воспринять как должное, ибо все равно от этого ничего не зависело. Я выбирал третий вариант, в моей жизни и так присутствовало много загадок и вопросов, не стоило придумывать еще.

Электронные часы в метро показывали 15:44, когда мы вышли на станции «Октябрьское поле». Некогда родной район встретил меня строительством новой дорожной развязки, вырубленным сквериком, да и просто выглядел иначе. Как старый знакомый, которого ты встретил спустя пять лет. Тебе знакомо его лицо, но что-то в нем изменилось, говоря о том, что это совсем другой человек, с новым жизненным опытом и, возможно, мировоззрением.