Иннокентий Лаженицын - Носители. Сосуд [СИ]

— Я смотрю, ты все более агрессивно действуешь, — вновь заговорила Ненависть, — чувствую, скоро ты совсем откажешься от своей политики пацифизма.

— Нам бы это было очень на руку, — поддержал ее мой Страх, — потому что все только начинается, и если ты все-таки хочешь выжить, тебе придется еще не раз пролить чью-то кровь, и возможно, она будет совершенно неповинных людей, хотя почему возможно? Точно тебе говорю, очень много неповинных ляжет.

— Спасибо за поддержку, — я решил не вступать в очередной диспут.

Поставив машину на ручник и перетащив водителя на свое место, я попытался придать его телу максимально «спящую» позу и пристегнул ремнем. Закрыл дверь, снял стазис.

— Это что такое было? — спросила Лена, увидев, как резко поменялась ситуация вокруг нее. Носителям запрещалось так поступать, мы должны были действовать аккуратно, не давая возможности простым смертным заметить какие-либо изменения вокруг них вызванным стазисом.

— Ничего, — ответил я. — Садись, поехали, времени в обрез.

Быстрый обыск машины и карманов водителя дал свои плоды. Я обзавелся документами на машину, мобильным телефоном и, видимо, ключами от квартиры.

— Ты его убил? — неожиданно спросила Лена, садясь в машину.

— Нет, конечно, — я был ошарашен ее вопросом, — я, по-твоему, убийца, что ли?

— Я вообще не знаю, кто ты. Твой вид, когда ты открыл мою камеру, очень лаконично говорил о том, что кого-то ты если уж не убил, то оставил инвалидом, — слегка раздраженно ответила она.

— Поехали, — решив не продолжать этот разговор, я нажал на педаль газа.

Поездка проходила в тишине. Лена, найдя бутылку с водой на заднем сиденье, пыталась отмыть потекшую косметику, а я думал о том, сколько еще наш пассажир пролежит без сознания.

— Не больше пятнадцати минут, — неожиданно заговорил Страх, — ты его несильно «выключил». Если хочешь, подгоним ему снов с Ненавистью, проспит хоть целый день.

— Вы и так можете? — подумал я про себя, чтобы не пугать Лену громкими разговорами с самим собой.

— Не настолько сильно и виртуозно, как совершенные. Они-то его могут и до суицида довести, и до убийства, у нас таких сил и возможностей нет, потому что мы заперты в тебе, — был слышен некий упрек в голосе Страха.

— Пусть спит, потом решу, что с ним делать, — все так же про себя отдал я команду своим Чувствам.

Развернувшись на первой возможной эстакаде, мы двинулись в сторону Ленинградского шоссе. Мне сразу вспомнились поездки со Злорадством. У него была почти такая же «десятка», без кондиционера, снова это ощущение себя в духовке. А ведь это было каких-то два дня назад, а казалось, что целую другую жизнь прожил. «Интересно, где сейчас Вася и что с ним?» — мелькнула в моей голове мысль.

— Я видела, ты телефон у водителя забрал, — заговорила Лена, — дай позвоню маме, узнаю, как у них дела, и обозначусь, что сама жива. Я-то с ними со вчерашнего дня не общалась.

Пропустив упрек мимо ушей, я передал ей телефон.

Под отрывки ее разговора с мамой я думал, как она изменилась и повзрослела. Стала жестче, эмоционально грубее и гораздо менее беззащитной.

— У них все в порядке. Так хорошо отдыхают, что даже и не потеряли меня, — с некоторой досадой в голосе доложила она, — я сказала, что соскучилась и приеду сегодня к ним. Тебе там появляться нельзя, ты сам понимаешь.

— Понимаю, — внутри себя я, конечно же, осознавал, что сказка со счастливым концом — это не про меня, что семью мне не вернуть, что дочь свою увижу только издалека. Я неожиданно почувствовал какую-то тоску внутри себя.

Ленинградское направление всегда было проблемным. Пробки, большое количество грузовиков, нам повезло лишь в том, что мы ехали в понедельник вечером, поток был не столь интенсивен, но все равно, свернув с МКАДа, мы уперлись в медленно тянущийся хвост из машин.

— Что-то неизменно, — озвучил я свои мысли. — Со смерти не ездил за рулем, уже и забыл, что такое пробки.

— Как звучит-то, — подметила Лена. — Какова она?

— Кто?

— Жизнь после смерти, — в ее голосе звучала некая ирония.

— Так же, как и до. Многим нравится, но я не успел прочувствовать, — честно ответил я.

— Ты думал о нас? — вдруг спросила она.

— Нет, — врать не было смысла, — просто не мог. Или не хотел. Я мог только Ненавидеть. Именно этим и занимался по отношению к себе все это время.

— Увлекательно. Когда мы жили вместе, объектов для твоей ненависти было побольше, — она продолжала общаться со мной этим ироничным тоном, я старался не реагировать, потому что заслужил и более худшее отношение к себе.

— Что ты сказала Вере? — пришел мой черед задавать вопросы.

— Когда ушла от тебя или когда ты умер? — она не меняла сценарий общения.

— Когда ты ушла, я помню, что сказала.

— Сказала, что ты уехал в другую страну по делам, она до сих пор думает, что ты жив, и периодически спрашивает, когда ты вернешься, — на секунду она замолчала. — Да, все-таки иронично выходит, из всех нас она, как получается, верила в наибольшую правду.

Разговор явно не клеился, потому я решил его не продолжать, Лена меня в этом поддержала.

Наваждение нежности, накатившей на меня при встрече с ней, окончательно ушло, может быть, оно было и к лучшему. Лена имела полное право испытывать ко мне самые негативные чувства и не желать общаться со мной. Но в этом и была главная загадка, я не чувствовал никакого негатива от нее, даже страх и удивление рассеялись быстро, но думать и анализировать это я не хотел.

Ненависть и Страх всю дорогу молчали, то ли они готовились к пробуждению нового соседа, то ли боялись спровоцировать его раннее пробуждение или же просто сами устали от происходящего.

Дорога в молчании всегда тянется, я включил музыку в желании окончательно заглушить свои мысли. Рэперская подборка хозяина машины совершенно не впечатлила меня, я переключился на радио.

— Крупная авария произошла сегодня на улицах столицы, — сообщил диктор. — В результате столкновения двух джипов на высокой скорости, по предварительным данным, погибло одиннадцать человек, еще семь находятся в тяжелом состоянии.

Я переключил радиостанцию, несмотря на то что своими глазами видел весь этот ужас, мне казалось, что пострадавших меньше, или мне просто хотелось верить в это. Удивительное дело, при всей ненависти, бурлящей во мне, я никогда не желал смерти тем, кого ненавидел. А тех, кого я высасывал, будучи уже носителем, воспринимал исключительно как пищу, не чувствуя к ним ничего. Как съесть сосиску, не говоря уже о том, что большая часть из них были очень неприятными личностями.

Наш неожиданный попутчик периодически ворочался, говорил что-то нечленораздельно, но продолжал спать.

Свернув с основной трассы на дорогу, ведущую в Конаково, я остановился у пустой автобусной остановки, вытащил владельца машины, посадил на лавочку под козырек. Лена ждала в машине.