Иннокентий Лаженицын - Носители. Сосуд [СИ]

Разговор уже потерял интерес для меня. Я трудно представлял себе то психологическое воздействие, при котором бы мне добровольно захотелось отдавать свою жизнь ради вечной жизни других людей, хотя в истории таких случаев множество. С комиссарами у меня не было связано ни единого позитивного момента, потому жертвовать им свою силу добровольно я бы точно не стал, и они это понимали.

Наша машина ехала в сторону Москвы, я вновь возвращался на прогретые улицы столицы, и вновь это не сулило ничего хорошего.

Самым неприятным моментом путешествия в одной машине с Савой было то, что я не мог пообщаться со своими чувствами. Он их слышал наравне со мной, а сейчас мне очень нужен был чей-то совет, ну или хотя бы просто поговорить.

За неимением лучшего развлечения я смотрел в окно на пролетающие мимо рекламные стенды, небольшие деревеньки и прочие атрибуты федеральных трасс. Судя по указателям до Москвы было еще около часа пути, ну и до конторы минут двадцать. Спать не хотелось, видимо, организм считал наваждение за сон, или же дело было в моих гостях, которые старательно держали меня в форме. Мне ничего не оставалось, кроме как потратить это время на размышления и попытаться составить хоть какой-то план действий.

Нынешняя моя ситуация имела несколько плюсов. Я наконец-таки знал, кто я и что от меня хотят окружающие. Мои чувства делали меня боеспособным на уровне с совершенными. На этом плюсы заканчивались и вылезали минусы. Комиссары полностью контролировали жизнь Лены и Веры и хотели медленно истощать меня на протяжении трехсот лет. Вырисовывались эдакие весы, на одной чаше которых была моя жизнь, на другой Ленина и Верина.

Перебирая в голове варианты и способы уравновешивания этих весов, а в идеале избавления от них, я пришел к одному варианту, мне может помочь только случай. Комиссарам не придется ничего делать с Леной и Верой только в ситуации, если меня в очередной раз похитят либо иностранные агенты, либо совершенные и мое заточение будет отложено на некоторый срок. Но даже это было лишь временным решением.

Любые идеи, приходящие мне в голову, приводили меня только к одной мысли. Вне зависимости от того, удастся ли мне в итоге обезопасить свою семью, охота на меня не прекратится никогда, всегда будут другие комиссары. Всегда будут совершенные. Возможно, появится еще кто-нибудь, например Скука со своими потерянными, хотя возможно, что комиссары уже отловили всех их.

Можно было бы попытаться скрыться в каких-либо очень отдаленных от человека местах. Жить в тайге, но это ничем не лучше трехсотлетнего заточения. Чувства, конечно же, не дадут мне умереть, но и жизнью это будет трудно назвать.

— Думы думаешь? — прервал мои мысли Сава.

— Больше-то мне заняться нечем, а жить очень хочется.

— Ну да, — усмехнулся он, — я тебя понимаю. Но ты бы все равно время не тратил, не придумаешь ничего. Могу лишь один положительный момент тебе рассказать, если ты патриот, конечно.

— Говори, — не стал отказываться я.

— Если ты будешь реализован в полной мере как Сосуд для наших комиссаров, это будет очень хорошо для боеспособности России и защиты ее от иностранных агентов. Предвкушая вопрос «почему?», отвечаю: потому что, несмотря на всю их суровость, я про комиссаров, они очень неплохо справляются в последнее время. Я работаю с ними уже сто пятьдесят лет, и команда последних тридцати лет очень сильная. Им бы твои силы помогли поднять матушку Русь с колен.

— Команда последних тридцати лет? — пропустил я мимо ушей его патриотический позыв. — Я думал они, уже лет пятьсот у власти.

— Глупый, нет, конечно. Жизнь комиссара — это как жизнь наследников престола в Средневековье. Чтобы стать у руля, нужно уметь врать, услуживать и убивать. В среднем раз в пятьдесят лет один комиссар, но точно будет убит при трагических обстоятельствах, и его место занимает другой. Есть, конечно, в составе «мамонты», они-то и организовывали всю операцию по созданию тебя, но их никто не знает в лицо, только знают об их существовании, очень они хорошо шифруются и оберегают себя.

— Почему ты так спокойно говоришь об этом? — не понимал я откровений Савы.

— Потому что ты все равно в итоге либо будешь у них, либо будешь убит. Да и секретности тут нет никакой. Достаточно получше покопаться в архивах и сложить несколько фактов воедино. И конечно, память поколений очень способствует пониманию глобальной политики, — постучал он указательным пальцем по своему лбу.

— Помирать триста лет во благо России — это уже как-то пафоснее и престижнее, чем быть просто закуской у правящей элиты, — саркастическим тоном подметил я.

Я любил свою страну и наверняка бы в случае реальной угрозы пошел ее защищать, даже ценой своей жизни, сидеть в окопах, стрелять по врагам. Но просто помирать, сидя в четырех стенах, я все равно не был готов. Умереть один раз за свою страну, и желательно героически, убив перед этим несколько сотен фрицев, или янки, или кто там у нас сейчас главный враг, казалось мне гораздо более простой задачей, чем то, что меня ожидало.

— Вот и Москва, — в очередной раз Сава выдернул меня из моих фантазий. — Не устраивай, пожалуйста, сюрпризов, у тебя очень красивая и умная дочка, помни всегда о ней.

— За все время я был лишь жертвой сюрпризов, — парировал я, — когда наручники снимут? Руки уже затекли невозможно.

— У меня задание — довести тебя до комнаты допросов именно в таком виде, так что не могу дать тебе ответа.

Циферблат на торпеде показал десять часов. Всего лишь сутки назад мы с Юлей заходили в заведение, где все началось. С того момента я уже побывал и в руках совершенных, и в руках иностранных носителей, и в итоге вернулся к практически родным мне комиссарам.

Через пятнадцать минут наш кортеж остановился у конторы. Парковка была пуста, в конторе горели всего несколько окон, хотя я прекрасно понимал, что там, куда меня ведут, окон не будет.

Сава вышел из машины. В окно было видно, как из других машин, сопровождавших нас, вышли носители. Они сформировали «живой» коридор из своих тел от моей двери до входа в контору. Все были вооружены пистолетами с глушителями. Значит, все-таки боялись, что я сделаю что-либо неадекватное.

Моя дверь открылась.

— Выходи, — сказал Сава и помог мне вылезти. — Сам пойдешь или тебя под ручки провести?

— Сам пойду.

Я вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух столицы и смиренно пошел по «живому» коридору, стараясь разглядеть среди моих охранников знакомые лица, таковых не нашлось.

Внутри конторы тоже все было подготовлено к моему визиту. Мне достаточно было идти все по такому же «живому» коридору, который меня привел тоже к самой двери, мимо которой мы с Василием ходили два раза. За столиком около нее все так же сидела Нежность.