Василий Воронков - Песня песка [litres]

Нив вдруг подумал, что именно этого он и ждал всё время, пока летал в пески. Больше ему нечего здесь делать. Его переполняло странное умиротворение – как отрешённость приговорённого к казни. Всё уже было решено. Он не в силах что-либо изменить.

Вернувшись в свою комнату, он сразу заснул.

Но когда виман вёз его в город, то от былого спокойствия не оставалось и следа. Он должен поговорить с Аной. Он расскажет ей обо всём в этот же вечер, он не будет тянуть.

Но Ана снова ждала его у подъезда – она выглядела уставшей, даже больной и в то же время счастливой.

Нив обнял её. Они стояли под шуршащим коробом дхаава у подъезда, и тот обдавал их горячим воздухом, напоминающим жар пустыни.

Нив ничего не сказал. Ана заснула, прижавшись к нему. От неё пахло лекарствами и медицинским шаром.

На следующий день, отправив Ану на работу, Нив вышел из дома и сел на поезд на ближайшей станции. Он попал в самую упадру, вагон раскачивался из-за безумной давки, крики и шум из вещателей иглами буравили череп. Но он не мог оставаться дома, не мог просто ждать её возвращения.

Нив поехал на окраину – туда, где завершался бадван.

Когда он брёл по пустынной улочке мимо старых заброшенных домов, уже близился полдень. Воздух пах песком и солью. Казалось, что, встав посреди улицы, можно увидеть всю пустыню, до самого края – там, где небо становится песком.

Ветер раздувал облачка пыли.

Нив подумал, что так он прощается с пустыней – пусть даже вскоре ему предстоит полететь туда вновь, и последнее назначение ещё не близко. Именно сейчас он понимает, что больше туда не вернётся. И он впервые почувствовал, что будет тосковать по мёртвым пескам.

Пустыня была повсюду – в городе, за горизонтом, в его жизни с Аной.

Нив провёл весь день на южной окраине, а вечером поехал встречать Ану. Поезда на станциях опять штурмовала яростная толпа, от духоты и гомона в вагонах раскалывалась голова. Уже загорались вечерние огни, и Нив боялся, что опоздает. На последней станции ему пришлось пробиваться через огромную толпу, захватившую перрон.

Ана ждала его у видая-лая.

Она заулыбалась, увидев Нива. Она как бы говорила, что совсем не расстроилась из-за его опоздания – главное, что он здесь, что он пришёл. Однако, когда Нив приблизился, то вместо того, чтобы обнять его, прильнуть к его груди, она нахмурилась и обеспокоенно посмотрела ему в глаза.

– Что-то случилось? – спросила она.

Виман летел над пустыней.

Нив редко разговаривал с другими пассажирами – с него хватало чужих историй. Достаточно было приветственного кивка, дежурной улыбки. Никто и не навязывался на разговор. Корабль плыл в потоках раскалённого воздуха, повторяя плавные изгибы дюн. Все пассажиры молчали.

Но в этот раз Ниву хотелось поговорить. Заканчивались его последние дни. Он даже с интересом слушал надоедливые истории Кханда, которые тот успел рассказать множество раз.

В вимане рядом с Нивом сидела худенькая девушка – совсем юная, едва успевшая закончить акаара-лая. Она была красива, но не так, как Ана. Её кожа в полумраке отсека отливали эбонитом, как если бы она всю жизнь провела в песках. Девушка крепко держалась за поручни кресла и не смотрела в иллюминатор. Виман покачивало на воздушных волнах.

– Первый раз? – спросил Нив.

– Нет, – улыбнулась девушка. – Пятый раз уже. Просто тут уж на очень далёкую ламбду послали. Я обычно поближе, на радиорелейных линиях. И не сказать, что сильно люблю летать.

– К этому быстро привыкаешь, – успокоил её Нив. – Меня тоже поначалу немного трясло во время этих полётов. Просто ветер сейчас очень сильный.

Девушка кивнула.

– Правда, иногда, – зачем-то добавил Нив, – бывает и похуже.

Девушка взглянула на него, но промолчала. Нив подумал, что ведёт себя, как Кханд – осталось только рассказать какую-нибудь поучительную историю о буре, а ещё лучше о песке, обо всех его двенадцати видах. Но все эти истории уже были рассказаны.

– Пятый полёт, значит? – спросил Нив.

– Да, месяца два назад это началось. Впрочем, меня всё равно скоро переведут.

Нив едва сдержался от того, чтобы наставительно объяснить ей, как долго на самом деле здесь ждут переводов.

– А ты когда-нибудь видела, как в пустыне идёт снег? – спросил он.

Виман сбавлял ход, снижаясь над высокими барханами, но Нив решил, что ему это только кажется. Путь обратно всегда длиннее – таковы законы пустыни.

– Кстати, меня зовут Ниверт, – сказал он. – Можно просто Нив.

– А я – Анура́ти, – ответила девушка.

– Красивое имя, – сказал Нив.

Девушка улыбнулась и наконец решилась посмотреть в иллюминатор.

Белые пески отражали свет вечернего солнца и, стоило лишь ненадолго задержать взгляд, как глаза переставали различать очертания дюн, и казалось, что всё вокруг корабля заливает яркое безжизненное свечение.

– Снег в пустыне? Это вообще возможно? То есть, я имею в виду… – Анурати запнулась. – Наверное, это очень необычное зрелище!

– Да уж. Словами не опишешь.

– А вы видели? Ночью, наверное?

– Да, если достаточно холодно, то вместо дождя идёт снег. – Нив вздохнул. – Вот и получается – пески, звёздное небо и снег.

Анурати покачала головой.

– Даже представить себе такое не могу.

– Ты всё это ещё своими глазами увидишь. Это, пожалуй, самое удивительное, что тут есть. Самое…

Разговор не клеился. Голова шла кругом от духоты. Кроме Нива и Анурати в вимане летели двое мужчин – они сидели напротив, одинаково ссутулившись и закрыв глаза, точно качка и рёв двигателей нагоняли на них дремоту. Одного из них Нив даже знал – они ни разу не попадали вместе на одну ламбду, но часто встречались на пассажирских кораблях, которые отвозили их домой. Мужчина обладал необычной, слегка отталкивающей внешностью – высокий, тощий и лысый, с торчащими скулами и впалыми глазами, как у больного. И имя у него было такое, что сразу и не запомнишь, а когда запомнишь, то уже не забудется. Кандазаа́ка.

Нив вздохнул и тоже закрыл глаза.

Путь домой всегда длиннее, они летят против течения ветра. Но даже с закрытыми глазами Нив видел пески – бесконечное полотно пустыни. Он пытался представить город – вечерние улицы, раскрашенные стены высоких гармий, слепящие огни поездов, – но перед ним всё равно упрямо возникала опостылевшая пустыня. Дома становились дюнами, тротуары обращались в песок – Нив безнадежно терял власть над своим воображением. Пустыня угрожающе надвигалась на него, и Нив никак не мог от неё избавиться.

Он открыл глаза. Анурати нервно ёрзала в кресле. Иллюминатор заливала белизна.

– Душно здесь! – Нив расстегнул верхние пуговицы рубашки. – Я один раз попал так. В корабле отказал дхаав, и мы чуть не изжарились.