Василий Воронков - Песня песка [litres]

Ана так разволновалась, что не сразу почувствовала жжение в лёгких, как после едких лекарств. Воздух в вагоне казался разреженным, она не могла глубоко вдохнуть. Так обычно начинался приступ.

Она вышла на ближайшей станции и спустилась в плев. Села на скамейку, закрыла глаза. Попыталась успокоиться.

Это вовсе не приступ, с ней всё в порядке. Она просто устала. Это пройдёт.

Ана вспомнила, как познакомилась с Нивом. Она тогда потерялась и никак не могла найти очередную агада-лая. Это было давно, с тех пор всё изменилось.

Она вздохнула, и её маска протяжно захрипела.

Двое полицейских у лестницы поглядывали на неё с вялым безразличием. Ударил отрывистый гудок, и поезд наверху стал медленно, с тяжёлым металлическим лязгом, набирать ход. Посыпалась с потолка пыль. Всё вокруг превращается в песок. Вещатели вдруг затрещали и изрыгнули в плев какой-то надсадный шум. Шум нарастал, заглушая всё вокруг, сбивался, затухал, но потом расходился снова, громче и ярче, вплоть до звона в ушах.

Ана не могла больше здесь находиться.

Она заковыляла к выходу. Кто-то толкнул её в плечо, и Ана оступилась, уткнувшись в стену плечом. На станцию подошёл новый поезд, и теперь спускающаяся с перрона толпа ломилась в узкие двери, распихивая всех на своём пути.

Нужно немного подождать. Вскоре толпа поредеет, и тогда она сможет выйти.

Что-то происходило вокруг.

Людей точно било током, некоторые даже испуганно отшатывались от стен. Лампы у потолка на мгновение погасли, а потом загорелись истошно-красным. И тут же пробуравил черепную коробку чудовищный рёв. Мощная аварийная сирена едва не сбивала с ног. Всё стало красным, глаза заливало кровью. Ана зажала уши и закричала сама, но крик её быстро оборвался, выдохся, она не могла даже пошевелиться, не могла вздохнуть.

В красном мареве панически метались неясные фигуры. Ана стояла на коленях, зажимая уши. Кто-то слепо налетел на неё, и она упала на грязный пол.

Вой сирены не прекращался, а лишь неумолимо нарастал, разрезая окружающее пространство – с каждым мгновением, с каждым ударом сердца.

Потом сирена захлебнулась.

Ана приподняла голову.

Всё вокруг теперь тонуло в тишине, она не слышала больше ни рёва сирены, ни испуганных голосов. Она попробовала встать, но нога её подвернулась, и она рухнула на пол. Воздуха не хватало. Дыхательные фильтры надрывно свистели, виски стискивало от напряжения, но она всё равно не могла надышаться.

Ана закашлялась и стала снимать удушающую маску.

Казалось, дхаавы, разом свихнувшись, откачивают из плева воздух – поэтому и замолкла паническая сирена, ведь звук не распространяется в пустоте. Перед глазами Аны мелькали неясные пятна. Кровь пульсировала в висках. Ненужная теперь маска валялась на полу, но Ана всё ещё не могла вздохнуть. В груди нарастала жгучая боль, и не было ни сил, ни воздуха, чтобы позвать кого-нибудь на помощь.

Ана приподнялась на руках – над ней смыкалась кровавая темнота, глаза не различали ничего вокруг – и захрипела. Лёгкие её расширились, и тут же оглушающие запахи обрушились на неё мощной волной – пыль, висящая в воздухе, горячий песок, вонь из мусорки, жжёная резина. Голова закружилась от яростного смрада, но желание дышать было сильнее, чем отвращение. Ана перевернулась на бок, упёрлась в пол и попыталась встать.

Кто-то обхватил её за талию – сильная мужская рука, Нив – и легко поднял, поставил на ноги. Ана покачнулась, но мужчина не отпускал. Он потянул её за собой – она хотела что-то сказать, но лишь застонала.

Дыхательная маска.

Ана наклонилась, удерживаясь за протянутое плечо, и подхватила её с пола.

А потом Нив повёл её за собой.

Она всё ещё плохо видела. Часто спотыкалась, хотя пол под ногами был ровным. Красное свечение, которое охватывало всё вокруг, мешало ей идти.

Они спускались куда-то. Ана не могла разобрать, ей стоило огромного труда сосредоточиться на том, чтобы идти. Длинный тоннель с потёками грязи на стенах проваливался в темноту, в глубинные недра города. Ана задыхалась, у неё кружилась голова, но спаситель упорно тянул её вперед.

Они оказались в широком шумном зале, где пахло по́том и мочой, а обжигающий красный свет сменился на холодный белый.

К Ане постепенно возвращалось зрение.

Она находилось в подземной гатике, где собралась такая толпа, какую не видела даже площадь у Самкары. Люди пробивались в конец зала, к едва различимым дверям, преграждающим выход, подъём на улицу, где можно дышать.

Зачем он привёл её сюда?

Она прислонилась к стене. Рука, державшая её за талию, исчезла. Ана дернулась, повернулась – так быстро, насколько могла, – но Нива уже не было, он исчез в безумной толпе.

– Нив!

Ана потратила на этот крик весь воздух, но никто её не услышал, никто не обернулся.

На подземном этаже разливалась дикая вонь – пот, нечистоты, сырость, как в подвалах старинных домов. Ану мутило от запахов, и она вновь натянула маску.

Зачем он привёл её сюда?

Она испуганно озиралась. Она понятия не имела, что произошло, почему загорелся аварийный свет и врубилась сирена, что все эти люди делают под землёй. В маске Ана почувствовала себя увереннее, в силу выработанной за долгие годы привычки, но дышалось сквозь свистящие пыльные фильтры ещё тяжелее.

Она пошла вглубь зала, касаясь ладонью грязной сырой стены.

Почему он оставил её здесь?

Нужно найти его, нужно хотя бы увидеть его лицо. Теперь, когда к ней вернулось зрение…

Нога подвернулась, она чуть не упала. Никто не поддерживал её, а собственных сил не хватало.

Ана уселась на пол.

Какие-то люди проходили мимо, задевали её ноги. Ана закрыла глаза. Ей нужна всего пара минут. Она немного отдохнёт, а потом найдёт его. Пара минут, чтобы восстановиться.

Ана невольно прислушивалась к тому, что творится вокруг.

Со всех сторон доносились изуродованные слова, дыхание, стоны и плач. Голоса сливались в единый гортанный крик, вопль запертой в подземелье толпы, который страшно нарастал, пока вдруг не оборвался, захлебнувшись на выдохе. Несколько мгновений Ана слышала только незыблемую тишину. Но потом ор поднялся снова.

Почему он оставил её здесь?

Почему бросил посреди этого хаоса, когда она даже не может подняться на ноги?

Ана проваливалась в головокружительную темноту – пол разошёлся под ней, и её затянуло в чёрную горловину ночи. Тело сковал паралич. Поначалу её испугала эта непреклонная слабость, но потом она перестала бороться с подступающим сном, поддалась ему. В этот же миг дыхание перестало её беспокоить, головная боль прошла, шум толпы угас, пробиваясь к ней через невидимую завесу, и лишь подчеркивал облекающую её тишину.

Прошло мгновение – а может, несколько часов, – и кто-то вновь споткнулся об её ноги. Ана вздрогнула и открыла глаза.