Василий Воронков - Песня песка [litres]

– Ты как? – спросил он.

Его лицо раскраснелось.

– Хорошо, – сказала Ана.

– Надеюсь, ты знаешь…

Сад словно боялся слежки. Единственный полицейский в плеве занимался допросом какого-то парня, придирчиво проверял его документы.

– Это было непросто. – Сад полез в карман куртки. – Пришлось использовать кое-какие связи. Сам поразился, что всё получилось в итоге.

В руке у Сада появился конверт из жёлтой бумаги.

– Ты уверена? – вдруг спросил он, глядя Ане в глаза.

Ана не сомневалась, что он спросит об этом – он не мог не спросить. И она была не уверена. Как можно быть в чём-то уверенным, когда город кажется похожим на пустынный мираж, а голоса людей – на призрачное эхо?

– Жаль, что ты так внезапно… – начал Сад и не договорил. – Но ведь это то, чего ты хотела?

Он вновь пристально посмотрел на Ану, как бы ожидая, что она подтвердит его слова, и ему станет от этого легче. Но Ана молчала. Она подумала, что уверена только в одном – скоро ей опять станет плохо, скоро она перестанет дышать во сне.

Ана взяла жёлтый конверт. Сад искоса поглядывал на полицейского, хотя и непонятно было, чего он боится – двое старых приятелей встречаются в плеве, один передаёт другому конверт.

– Спасибо тебе, – сказала Ана.

– Мне пора идти, – сказал Сад.

Он поднялся на перрон, крепко хватаясь за перила лестницы, точно боялся упасть. Ана вышла на улицу. Она глубоко вздохнула. Тихо засвистели дыхательные фильтры в маске. Было безветренно и душно. Как если бы в городе уже целую сотню лет не шёл дождь.

Ей потребовалась почти неделя, чтобы достать билет до Южного Хапура. Она заложила квартиру и готовилась выкупить билет за любую цену, однако большинство полётов на север отменили, а в тех вахатах, которые ещё числились в расписании, распродали места. Срок действия разрешения подходил к концу. Скоро Ана должна была съехать с квартиры. Она не знала, что делать. Каждый день она ездила проверять, не освободились ли места.

Ане повезло – кто-то отказался от полёта в последний момент, – и ей чудом достался билет на вахат, улетающий утром на следующий день.

Она долго не могла выпустить билет из рук. Вышла на улицу, сжимая тоненький лист с изображением вахата, и стояла у дверей патмана, взволнованно дыша, всё ещё не веря в то, что действительно сделала это.

Потом она поняла, что сегодня – её последний день.

Чувствовался исходящий от тротуара жар. Кто-то толкнул Ану, спеша к кассам патмана, и извинился, даже не обернувшись. Она разглядывала билет – номер места, время вылета, линия отрыва для контролёра и стремительный, с чёрным отливом вахат, летящий сквозь расходящееся по швам небо.

У неё оставался один день. А потом весь этот город, бесцветное небо, пустыня исчезнут навсегда.

Ане не хотелось возвращаться домой – там ей нечего было делать.

Она долго решала, чем бы заняться. Голова раскалывалась, но дышалось легко – она чувствовала себя куда лучше, чем раньше. Удушье прошло в тот самый момент, когда она заполучила билет.

Скоро толпы на станциях поредеют, все разъедутся по делам, и она сможет гулять по городу хоть до самого часа тишины, последнего часа тишины.

Ана посидела немного в ближайшем самаде, где было людно и шумно. Она даже не решилась снять маску и ничего не заказала. Другие посетители настороженно поглядывали на неё и тут же отворачивались, боялись встретиться с ней глазами. Потом Ана пошла к станции хагаты.

В плеве никого не оказалось, и это испугало Ану.

Невозможно.

Обычно к полудню давка на станциях спадала, но хагата никогда не становилась пустынной в такой час. Однако перрон тоже пустовал.

И тут Ана поняла – всё правильно, именно такой она хочет запомнить последнюю поездку на край города, к стене. Она ехала одна в вагоне, и никто не заходил на станциях – весь город умер, превратился в пустыню, пока она сидела в дешёвом самаде, не снимая маски.

Окраина встретила Ану запахом гниющих отбросов, пробивающим дыхательные фильтры. Море песка поднималась над стенами вдалеке – яркие, горящие на солнце дюны, – точно готовилось снести жалкие заграждения и затопить весь город.

– Будь ты проклята! – крикнула Ана, глядя на дюны.

Дома было пусто, душно, и плохо работало радио.

Ана сидела у окна и настраивала приёмник. Новости, помехи, чьи-то неразборчивые голоса. Её хотелось найти музыку, красивую протяжную песню, похожую на молитву, но музыку не передавали ни по одной волне – только новости города, который был для неё не важнее, чем полузабытые видения из сна.

Ана выключила приёмник.

Надо поесть. И собраться. Завтра на сборы уже не останется времени.

Ана поставила на кухне чайник и вернулась в комнату.

Что взять с собой? Что оставить?

Наручные часы с четырьмя стрелками, которые когда-то остановились у него на руке. Одежда, в которой ещё сохранился его запах. Его синяя куртка. Письмо о переводе.

На кухне тем временем выкипал чайник.

Ана села за стол и стала составлять список всего, что ей потребуется в пути:

дыхательная маска;

фильтры для дыхательной маски

(она оглянулась по сторонам, ища подсказки);

новое платье, которое она надевала лишь несколько раз;

две-три упаковки сладкого супа;

заварка для хараса;

украшения;

шприц…

Нет.

Ана раздражённо вычеркивала записи на листке. Радио не работало. За окном смеркалось.

Всё нужно сделать не так. Всё это не потребуется ей больше. Всё это нет смысла забирать с собой.

Она так и заснула за столом, не успев дописать список. Утром всё тело у неё болело. Проснувшись, она испуганно вздрогнула – неужели опоздала? – но нет, было ещё совсем рано, за окном даже не начало светать.

Но ей всё равно нужно спешить. Времени на список нужных вещей не остаётся – и она складывает в сумку всё, что попадается ей под руку.

Только вещи Нива не берёт.

Перед уходом Ана подумала, что стоит, наверное, в последний раз послушать радио, сводку погоды, утреннюю музыку, треск помех, но побоялась включать приёмник, словно из-за выпуска новостей могла опоздать.

Собравшись, она надела маску и ещё раз обвела взглядом комнату. Сюда она уже не вернётся.

Воздух на улице ещё пронизывала ночная прохлада, и Ана заторопилась, как будто хотела опередить рассвет. Она села на поезд на Нивартане. Вагон, несмотря на ранние часы, не пустовал, но на неё никто не смотрел. Она уже превратилась в призрака. На одной из перевалочных станций ей пришлось ждать поезда необычно долго, но она всё равно приехала в патман слишком рано – за несколько часов до объявления посадки.

На территорию патмана – как когда-то, множество лет назад – никого не пускали.

У входа стояли полицейские с оружием. Вокруг здания, у ограды, собралась целая толпа – все о чём-то говорили, где-то даже хрипело радио.