Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

Менг был образцом человечьего отбойного молотка. В топотливой лихорадке пучие его глаза Височили.

– Фокус-блядь-покус. – Он медленно протащился по грязи, хлопая так сильно, что ладони кровоточили.

Низко над флиртующей его главою пронеслась мелкая планетка, рассыпая фейскую пыль. Говорят, содержит целительные силы – серебряный прах этот разбросал свой хвост над благодарными обитателями Аушвица, кои вслед за Менгом пошли в сем невротичном танце, умирая, щепясь, планета ж меж тем макала свой полночный украдчивый скольз в медленный брык-и-ткач меж деревянными бараками лагеря.

Из черепа огня мечтательные глаза наблюдали за поверхностью планеты. Он впитывал Гоблинские Рынки, Эльфа-в-Долу с его деревушками в шотландских беретах, Кискина Барвинка-Береговичка во Глене Кота-в-Сапогах, его мощеные булыжником улочки кишели отравленным уличным движеньем, Долину Ведьм, что навеки окружала Замок Мелкого Народца, Дорогу Плевка, Путь Спеси, Метущую Метлу Надменно-Сока и Лихоманку Второй Дорожки.

Он принялся подстрекать хриплый распев «Я так тебя люблю» Чака Уайли, придирчиво и истерично (музыкальная открытка из Лагерей Смерти. Как «Стучи дальше» Мелкого Ричарда и «Давай помедленней» Лэрри Уильямза, одному там никак было нельзя без другого. Генеральный чертеж рок-н-ролла разрабатывали тут.). С ним вступил прыгучий шлеп-бас рокабилли, и получеловека пробило восторгом мира. Исполняя Четырех-Дневный Полз, шевеля туловом увертливою, щегольскою петлею, одна рука на объемистом бедре, а следом – пинок-повыше и поворот лебедкою под тяжкий басовый перекат, с изобильными flambé́ жестами рук, Менг вскричал:

– Боже спаси вас, цыплятки! – Он стиснул кулак. – Крепи ему хребет!

Из вековечного эфира в ответ треснул голос лорда Хо-Хо, гладкий, как лед:

– …Говорит Шармания… говорит Шармания… в эфире станции Кёльна, Хамбурга и Д.Ж.А., вызываем Англию. Почему Имперский Воздушный Лайнер « Аякс» запаздывает на три недели? – спрашивают нас. Можем вам сообщить… Имперский Воздушный Лайнер « Аякс» покоится на дне морском… Средь обломков Имперского Воздушного Лайнера « Аякс» туда-сюда плавают рыбки… Британцы проиграли войну в воздухе… Эфирпринадлежит Шармании. Мы изрядно развлеклись… если никогда уже не поправимся… Эвакуированные женщины и дети живут в нищете и убожестве… Вместо еды их кормят ложью… Правительство лжет… Только Шарманияскажет вам правду… Радио Шефа Мании– это лучшие и последнейшие новости… Шармания выигрывает войну… слушай, Британия… слушай, Британия… Мы сотрем за собою следы… Когда получим то, чего хотим, обратно украдкой мы уже не приползем… Повторяем для всех слушателей Дальнего Востока… слушай нас, Южная Африка… все слушайте Шарманию.

Рот у Менга был чмокающею дырою, помада его – жгучая «Розовая Венецианского Лидо» производства «Ланкома». Получеловек сунулся своими масляными бедрами Сахарочка Ли в запрокинутое сине-мертвое лицо вдовы Екатерины Ильиничны Нестеровой.

– Хлещуся сахарком своим по всему городу, – признался получеловек, утираясь по всей ее голове. – Надгробная житуха. – Он чмокнул, хихикая, оперев колено о голую спину окостеневшего жидовина, на устах – скисший стон:

Приподняв над женщиною бедра, он увернулся от дымящегося провала: ноги под ним били рукоятками пистолетов. Пятьдесят четыре неразличимых уклониста от гробов подняли жаркую вонь.

– Меня тут, блядь, с души воротит, – сардонически закричал Менг. – Пускай замыкающие артиллеристы хоть сральной бумаги поднесут!

Говноямы, как их называли местные, в Англии были обычным делом. В «Фабиановой хронике» (1516) повествуется, что в 1252 году один еврей из Тьюкзбёри в субботу провалился в такую, но отказался вылезать, поскольку у него был Шабат; узнав об этом, граф Глостерский решил, что в набожности его не перещеголять, и отказался вытаскивать его в воскресенье. А в понедельник его уже нашли мертвым.

Менг двигался быстро. Почва подле него наполовину уже разложилась и стала до того смертоносной, что могла поглотить человечье тело всего за несколько часов.

Аушвиц выстроили на болоте между рекою Вислою и ее притоком Солою. С каждым шагом ноги его тонули в мягкой жиже. Чтоб укрепить берега ВИЦА, сейчас твердую грязь паромом из лагеря Нойенгамме возили карибские негритосы, которых странствующие эсэсовцы избивали бычьими пенисами по ягодицам.

Бывали ночи, когда Менг сидел на парковой скамье на травянистой кочке среди грязей Биркенау, слушая, как под землею кормится огромный рот. Челюсть его перемалывала дикарскую азбуку-морса, что удаляла большие берцовые кости и позвонки из трупов, высвобождая место для новых жертв, часто – под аккомпанемент бугивужного пианино и невидимого оркестра, игравшего попурри из «Золотого петушка» Римского-Корсакова.

– Потряси ебливым перышком в хвосте, – выл тогда Менг, чпокая горстями «Экс-Лаксы». – Порастряси-ка мне этого буг-вуги.

На зеленой лужайке группу гоблинов, устроивших матч по травяному хоккею, прервал Толстошей, продевший мясницкие кольца в носы ползучих евреев и, после того, как ослепил их, прогнавший их стадом мимо толпы панжандрамов-истребителей. Он маршем гнал их вперед (евреи тянулись за золотою тыквою) курсом на Усоград, Хелмно, Дахау, Орехолес, Пиксивилль и Бухенвальд. Когда ж дошли они до границ низин, с кипящего облака донесся тупой стон, и Толстошей расправил широкие свои плечи и нырнул в мешок больших вареных луковиц у себя за спиною. Алчно сожрал он эти луковицы, словно они были яблоками.

Улучив момент, ребе Моше Подхлебник из Хелмно кинулся бежать. Рысцою он эвентуально (и фатально) достиг Хундерулья, где живые мертвецы спят лицом-к-лицу и носом-к-челюсти с немертвыми – сосущим вампиром; и при первом же полунощном ударе белолицые Ебучки восстают со своих шконок и влекут свои спорые ноги на Бал Задавак Темнограда.

Семь дней спустя ребе погребли, по его личной просьбе – в великодушных садах вокруг дома доктора Менгеле, под недвусмысленною эпитафией: «Уж Лучше Тут, Чем С Тобою, Хуесос!»

Считая, что в Евреедоме бери, чего хошь, чванливый Большенос в красной шапочке малиновки вернулся за добавкою и ненароком спихнул Менга в говнояму. Через секунду получеловек накинулся на него, как целый хор многокогтых Сомнительных МакДэббов, сокрушая из него жизненные дряни с безумным взрывным злорадством.