Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

Я спор тут в своей гордыне, физиономья моя оставляет невысказанным немногое, а всплеск моего гребня соразмеряет время с биеньем моего сердца. Осапоженною ногою я пнул входную дверь нараспашку, спешно вошел внутрь и миновал просторный вестибюль, после чего быстро переместился в главную столовую.

С первого мига моего вступленья туда я сознавал ея надушенность и смаковал неистовый, сладкий аромат резеды. Ни на секунду не был я обманут; заслышав взбудораженный шорох юбок ея. В нравственном своем существе хотелось мне сочиться.

Ныне я знаю – к предчувствьям я способен.

Я сказал, обращаючись к крупному обществу, собравшемуся там:

– Скажитька . В зале присутствуют евреи Диаспоры?

Я побрякал лезвьями бритв, приклеенных к коже моей правой ноги. Канделябр на столе в центре залы был увит михайловоденными цветами. Над пламенами его кружила единственная муха-неясыть.

Невзирая на отвратительную солнечность залы, собранье личностей, стоявших мелкими группками и пялившихся на меня, перечеркивал жгучий поток еще более белого света.

Дабы проявить солидарность с моим вопросом, коий, сознавал я, мог бы восприняться как отталкивающий, я облизнул себе уста и размял десны. В мне начало пошатываться беспокойство. Можно было бы сказать, что воздух, сам Незримый воздух, полон непостижимых Сил, к чьему таинственному присутствью мы ослепли. Вот токмо в краю змей и крыс лишь я недреманно осознавал их присутствье, самое их явленье.

Люди, подобные мне, похоже, располагают предчувствьем явленья чего-то нового.

Тем не менее, вступи туда я секундой позднее, я бы не застал Озуолда: обернувши руку свою вкруг талии леди Макмиллан, он охотничьи провожал ее в боковую дверь к частным ея апартаментам, и черты его обмахивал крылом головокружительный лестничный полз – улыбка, коя в книгах о «Братце Кролике» именуется «чутком сухих смехушечек». Блудодей нипочем не упустит разрекламированную жертву.

Я быстро обозрел собравшихся, возвратившихся к своему питию и общенью. Херолд Макмиллан был погружен в беседу с Клемом Эттли и, судя по всему, не заметил проступка собственной супруги. Но сие сделали прочие.

Лорд Бутби уж наверняка. Его лицо мне все и рассказало. С леди Макмиллан он блудил годами, как сие превосходно было известно любому светскому и газетно-сплетенному обозревателю в стране. Сей мудило Бутби был словно несходимый тик на леди Дороти Макмиллан. Торгаш и спереду и сзаду, отъявленней некуда – было в нем что-то от красноречивого зверя.

Нескончаемый либертинаж Моузли никогда не давал мне поводов в нем сомневаться. Власть предержащие обычно потворствуют себе любовницами или возлюбленными, сие естественный ход вещей.

Моральными мослами сыт не будешь.

Однажды за работой Моузли мешала собачка его детей – он высунулся в окно своего кабинета и пристрелил слишком уж жизнерадостного песика.

Так записал Просперо.

Я привел в исполненье свой трюк забвенья, коим посвященного можно отвлечь так же, как и обманутых. Артист всегда идет по грани Розыгрыша и Иллюзьи.

Безо всяких Мистификаций с моей стороны, дабы вместить собравшихся, слившихся в прокопченных тенях, верно предполагая, что в марше времени Моузли выкликнет мое имя.

Нэнси Спейн и ее компаньон Гилберт Хардинг парочку собою представляли маловероятную. Пристегните-ка-мне-хуй и слезливый кисель не могут вместе заниматься здоровым делом. В них я видел дурные предвестья нравственной низости Англьи и того упадка, что станет грозить всем нам лишь через несколько кратких лет.

Даже предназначайся он к замене Моузли на посту Канцлера герцогства Ланкастерского, Клем Эттли неимоверно раздражал меня своею тупою монотонностию, как и обычно. А в душе у меня, одновременно будоража и сбивая с панталыку, громоздилась фигура шмеля-Чёрчилла, и его голос британского бульдога декламировал нацьоналистические гласные и согласные, от коих гребень мой гарантированно возгорится диким пламенем. Уинни, как водится, выступал центром всеобщего вниманья, его окружали дамы света – Исобел Барнетт, леди Докер et cetera – а также собранье никчемных политиков: Мэнни Шинуэлл, Херолд Уилсон, Тед Хит, Энайрин Бивэн, Джавахарлал Неру (вынюхивавший повсюду леди Маунт бэттен, вне всяких сомнений), Стэнли Болдуин, Бесси Брэддок и Барбара Касл, и все они впивали каждое слово, произ несенное Чёрчиллом. Он, как ему отнюдь не свойственно, отхлебывал из стакана «Сонный» эль, глаза подернуты перламутром от росы, яко у рыб.

В такой вот жалкой манере тянулись секунды.

Лакированные рыбы под стеклом с телами, похожими на головы в капюшонах, напоминают мне, что я отнюдь не трупокрад.

Д-р Раппаччини, старый кудесник Катонго и какие-то дружочки с Сомм, Галлиполи – да и меспотский кошмар – держались поближе ко мне, потребляючи содержимое кружек «октябрьского» крепкого эля. Неудачный трюк кудесника – сбрить начисто все с верхней губы и оставить волосяной кант по щекам и под подбородком – представлялся беспутным настояньем на первоначальных дефектах его физиономьи.

Тами Ахми и Орио Рио, сии жестокие пигмеи-каннибалы с Темного Континента, стояли подле Раппаччини, повсеместные для его знаков вниманья. Они были одеты лучше протчих в сей зале – облачены в идентичные наряды, – и сие меня развлекало. Белые блузоны, бобровые шапки, бриджи с камвольными чулками и низкие башмаки на пряжках – все сидело хорошо на их коренастых туловах. Всего через несколько кратких часов в ночи оживятся телеги с мертвыми, нагруженные их жертвами. Все на сих телегах будут обезглавлены, расчленены «Петушиными Крюками» пигмеев, кои вырвутся по всей земле, аки неимоверная чума.

Вот и молодцы – они миновали мои колена в молчаньи.

Затем взоры мои вновь пали на прирожденного интригана.

Одновременно движенье Незримого шевельнулося сразу за краем моего зренья.

– Сэр Тряски, не заставляйте нас ждать. – Курносая харя лорда Бутби и нездоровое присутствье его отнюдь не обрадовали мои легкие. Он придвинулся ближе. – Моузли нам сообщает, будто вы родились в Кожаном проулке. – Он позволил жидкости из бутыли органического эля «Блеф Хибера» закапать мне весь перед. – Поетому что и говорить, сомкнутые массы ждут вас не дождутся, смотрят вам в рот – выдайте ж им свой великий зародыш идеи, вашу панацею. Токмо учтите – педель тоже вас ждет. – Он меня обнюхал. – Вдруг вы допустите непристойность. Быть может, вы и насчет своей поли тики Нулевого Года могли бы нас просветить?

– А сие может быть «Животное, Овощ или Минерал» – или же «Что мне говорить?» – саркастически осведомился я, ввернув броскую фразу из популярной телевизьонной программы тех дней, и прибавил названье той, в коей он временами выступал. – Ну, ничего, я уверен, что со временем вспомнится.