Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

В Дахау нравственное значение детоубийства обсуждала за чаем компания гоблинов. Большой Нос выдвигал мнение, что, поскольку все дети на вкус – либо морская капуста, либо шпинат, – вопрос целиком располагается в области гурманства.

– В том-то и дело! – вскричали три мудрых негритоски в увольнительной из «Еженедельника Тигра Тима». Все их негритянские волосы дрожали, они высказывали афроцентричные рекомендации.

– Вари их подольше, – высказалась один.

– Они от ентого нежнеють, – добавила два.

Номер три облизнулась.

– Ни кусочка на тарелке не оставляй…

– …и всегда вытирай руки после приятнойеды! – хором пропели они припев.

Сколь субъективны и неубедительны обычно бы ни были подобные дискуссии, вечный вопрос всегда оставался напоследок.

– Как же быть с искусством, его значеньем и примененьем в жизни?

Пацапс-берсерк с кучерявой шкурой, выкрашенной искусственной киноварью, вскочил на стол и перевернул ногой заварник. С его раззявленной челюсти свисал расчлененный еврей.

– Ебать и вас, и ту лобковую вошь, от которой вы протекли! – Разбрызгивая на гоблинов мерзостную морось вонючих слюней, он вырвал из своей пасти еврея. – Максимальное усилье – вот к чему призывал доктор, и, клянусь ебаторией, мы его приложили.

Небо над Порчфилд-сквер было раскаленный горн. Менг задвинул шторы. В его спальне зримо потемнело. Он возжег единственную газовую лампу над своим ложем с четырьмя столбиками. Пятнадцатифутовый омар, которого он шнурками привязал к кровати, щелкал клешнями, предвкушая. Из его рта неслось пронзительное нытье. На жабрах пузырилась пена. Менг присвистнул.

– Этих южноафриканцев хуем не пооколачиваешь. – Получеловек поспешно повязал себе на лоб ленту из белого шелка и поднес ногу к омару. – Ты слушаешь или как? – И, не переводя дух, продолжал: – Этот я в Аушвице, бывало, рассказывал, над ним всегда смеялись. Не перебивай, если слышал.

Идут через джунгли англичанин и южноафриканец, видят: лев вылизывает жопу другому льву.

«Необычно это как-то, нет?» – спрашивает англичанин.

«Да нет, – отвечает южноафриканец. – Он только что сожрал негритоса и теперь старается его вкус заесть!»

В общем, – потянулся к омару Менг, – меняон всегда веселит! – Он нежно коснулся омара. Несмотря на пекло в комнате, панцирь его был как лед. – Ничего, Утя моя. – Под его рукою, ощущал он, хрупкая жесткая спина скорлупы содрогается. – Скоро мы тебя разогреем.

Получеловек купил омку в киоске морепродуктов в Брайтоне. Много месяцев кормил ее химикатами роста и вводил ей гормоны фигуры ради. Годы леченья медикаментами в руках доктора Менгеле не прошли даром.

В квартире он называл ее множеством имен, пока они вместе коротали часы. Любимым именем было Скарамуш. Была в нем некая лихость. Она была обреченной принцессой пиратов, и он ее спас из океанских глубин.

Для него то была любовь с первого взгляда. Жениховство было долгим, хоть и несколько односторонним. Хотя после Рождества она стала позволять ему некоторую интимность с собою.

Он склонился над ней и повязал светлый парик на скорлупу ее черепа, разгладил текучие локоны расческой с широким шагом зубцов и широко ей улыбнулся. Закончив ее расчесывать, сделал шаг назад и полюбовался своей работой. Она ему напоминала Мэрилин Монро.

– Только красивее. – Он сложил губы трубочкой и послал ей воздушный поцелуй.

Ему очень хотелось утишить ее тревожность. Обычно он привязывал три или четыре фальшивых еврейских носа к алому панцирю под светлым париком. Сегодня ограничился одним – прочно прикрепил его на место горстью коровьей жвачки.

Менг зашептал туда, где, по его мысли, у омара располагалось ухо.

– Йоркширский парнишка отправился в Южную Африку искать работу.

«Да, – говорит босс, – дипломы такие, что и придраться не к чему. Очень хорошие характеристики. Такие горняки, как ты, нам тут и нужны. Но у нас много бед с черными. Сперва мне надо тебя проверить».

«Как проверить?» – осторожно спрашивает парнишка.

«Вот револьвер, – говорит мужик. – Ступай и подстрели мне шесть негритосов и кролика».

«А кролика зачем?» – говорит парнишка.

«Есть! – говорит чувак. – Работа, блядь, – твоя!»

Из омара исторгся зловещий гром.

– Так-то лучше, – сказал довольный Менг и потянулся к выключателю на стене.

Пала тьма. В уединенности спальни сотворилась вымышленная ночь. Менг так обустроил свою комнату, чтобы она напоминала гарем паши, арабскую фантасмагорию, подобье буду ара покойного Элвиса.

Его жирный палец нажал на другой выключатель, и на потолке затрещало, оживая, миниатюрное солнце, которое запрограммировал Экер, оставлявшее траекторию облачка сахарной ваты, пока перемещалось по комнате. В ночном небе посверкивали мелкие звездочки, а из модели планеты Марс изрыгался перламутровый туман. Затем тусклость эту прорезал луч поддельного океанского света – в его ложных водах плавали очертанья моллюсков-блюдечек и келпи.

– Ебаное киберпространство, – фыркнул он. – На потеху репоглавам.

Так же быстро, как возникло, солнце скрылось. Его сменила крупная белая луна, висевшая в крохотном планетарии, заполняя его призрачным свеченьем. Полуоформленное тело Менга раздулось. Он заметил себя в двустороннем зеркале.

– Господи, я похож на гиппопотама, разряженного в плексигласовую трубу.

Разоблачив себя от той немногой одежды, что была на нем, он включил стерео и взобрался на изножье своего ложа. Натянул золотое платьице из гинема – его собственное – на верхнюю половину омара, искусно пристроил низ от комбинации на одну ее клешню.

– Тузово! – щебетнул он, любуясь своим произведеньем. Схватившись за деревянные опоры кровати он вытянулся во весь рост и встал, покачиваясь, над распростертым ракообразным. Волоски на теле у него шевелились, словно поле золотой кукурузы, которое врасплох застал летний шквал.

– Каков Национальный Гимн Греции?

Он пристегнул рожковую раковину в ярд длиной к своим половым органам, сперва закрепив ее кожаную сбрую у себя на плечах, затем – под ягодицами, застежки туго сцепил на животе.

– Никогда не оставляй дружочка позади.

Нащупывая пальцами твердые шипы раковины, Менг опустился на лежавшую навзничь тушу Скарамуш. С нею он пробовал множество различных эротических приспособлений, но теперь ракушка осталась единственным устройством, способным возбудить в омаре желанье.

– Каково определение американской мечты?

Над ним к трубе отопленья была приделана акулья маска из костяного каркаса. Он подтянул ее к себе, быстро сунул голову в ее ксенофобские пределы.