Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

– Мильон евреев, подмышкой у каждого по три негритоса, плывут обратно в Африку.

Преувеличенным уханьем Менг испустил из себя воздух – так, он часто слышал, поступал лорд Хоррор в мгновенья тревоги или высокой драмы.

– Поди ж ты, шесть мильонов, уж этого-то должно хватить! На одинокую центральную трубу отопления под крышей кровати он также привязал многочисленные керамические емкости, наполненные пропаренной говядиной и пудингами на сале. Скарамуш неловко заерзала от запаха, который собой уже глушил все.

– Мило, – одобрительно пробормотал Менг.

Он распялился по ее спине, выискивая свой тайный проход. Ракушка вновь и вновь колотилась о скорлупу ее ходовой части. Он окунался все глубже – и вот уже почуял, что ракушка вступает в какую-то мягкость. Он затаил дыханье.

– Любите вы, ракообразные, подразнить.

Едва оказавшись внутри, он задвигался на ней побыстрее, подаваясь вперед, дабы опираться на локти, с силою налегая ей на спину. Через пять минут она принялась выделять смазку, щелкать клешнями в воздухе вокруг себя, изгибая туман в рассаду фантомов.

Сквозь стиснутые зубы Менг прошипел:

– Хорошие новости и плохие…

Он подбавил темп. Через пятнадцать минут таких трудов из жабр омара паром повалила мерзкая рыбья вонь.

– Еще приятней. – Менг благодарно вытер губы. – Начнем с плохих: приземлились марсиане…

Начальный вопль его последовал, когда он проник в святая святейших влажного влагалища Скарамуш. Он разнесся, покрывая собою стробированную реверберацию битбокса, поступавшую из стерео.

Из носа его пошла кровь. Внутри акульей маски от костяка оторвалась одна косточка и пронзила ему щеку. Он чувствовал, как она трется о корень его зуба мудрости. Где-то вдали звучала триада флейт.

– А вот и хорошие новости… – Он триумфально засмеялся. – Они ссут бензином и питаются негритосами!

Менг начисто оторвал у омара одну клешню и вздел ее в своей руке. Акулье свое лицо он прижал под скорлупу ее спины, яростно стараясь всосать в себя ее мягкую плоть. Та, на вкус – что сардины, намасленные терносливовым вареньем, – чуть не удавила его.

Спальня его стала бурей. Обостренным чувствам Менга мнилось, будто луна носится по небесам с невозможною скоростью. Говяжьи пудинги испускали свое содержимое на кровать и ее совокуплянтов несякнущим дождем. Из труб рвался пар, а сало плотною живою изгородью падало мясным каскадом на спинной панцирь омара.

Громогласный рев шоколадного оттенка, звучный, затопил в спальне все прочие звуки. Громкость его нарастала в прямой пропорции к биенью раковины Менга. Из Эмулятора, установленного в гортани омара, исторгались сонорные тона боли и наигранного экстаза. Интонации эти кодифицировались в единую пронзительную литанию повтора:

– Гони-меня-по-переулку, гони-меня-по-переулку! Сладкий Иисус-младенчик и его Святая Мать! Гони меня-по-переулку!

Ответное сопрано Менга подстегнулось до такого уровня, на каком чуть не совпадало с неземным орнаментом, запрограммированным в омара, – оно влилось в ее лепет:

– Грубо, как початок, ёб! Грубо, как початок, ёб! ГРУБО-КАК-ПОЧАТОК-ЁБ!

Голова омара ерзала по бархатной подушке. Длинный язык вздымался из нее и оплетал собою трубу отопленья, тщетно стараясь стащить все тело с кровати и подальше от неистовствовавшего получеловека.

Оставив ракушку у ее водопоя, Менг бочком пробрался вдоль панциря ракообразного и одним напористым рывком мускулистой своей руки сорвал с нее парик и вонзил зубы в новые расщелины меж панцирем и плотью. Рот ему наполнило комком горькой кислоты.

Во сне, с голосом осипшим и траченным, он выровнял свою рыбью башку. Вокруг него плавали морские окуни.

– Что кидать тонущему негритосу?

Голос его поло тащился из пределов кости.

– Его родню! Над ним взмыла оставшаяся клешня Скарамуш. Менг в ужасе следил за нею глазами. Голова его откинулась назад. Изогнувшись книзу, зазубренные резцы принялись состригать кожу с его спины. Шматы плоти и волос неразборчиво совались в рот омару, и в глубоком обмороке Менг соскользнул с нее на пол, вся кожа промокла от крови и рыбного паштета.

Когда он пришел в себя, в спальне стояла тишина. Скарамуш спала. Отопленье отключилось, а стерео в ожиданьи гудело. Он доковылял до буфета Первой Помощи, вытащил тюбик «Савлона» и намазал себе спину кремом-антисептиком. Пососав мятных пастилок и испив эликсира от нервов, он рухнул обратно на пол и опять отключился.

Много часов спустя, после «Барклиз», под злонамеренный рифф «Мартышка высказывается начистоту»спальню он покинул.

Экер уловил звук спуска своего брата по лестнице. Менг очевидно оправился от своего Ухохлохохло. Он услышал, как брат тихонько входит в гостиную и закрывает дверь.

Исчерченною венами рукой провел он по светлым своим волосам. Из прежнего кабинета лорда Хоррора подле кухни несся успокаивающий глухой гул работающих компьютеров. На внутреннем подоконнике в горшках, наполненных асфальтом, цвели тигровые лилии. Экер вылил бледно-желтый виски в стакан и хорошенько приложился.

Весь тот день он трудился у кухонной плиты – готовил веганский йоркширский пудинг на завтрашний обед / в «Чайных комнатах Менга и Экера». В такт факс-машинам он смешивал соевое молоко и муку по собственному рецепту.

Несколько месяцев назад Менг испек йоркширский пудинг семи дюймов в диаметре – на прочной основе, которую они использовали для мясных блюд. С нынешней новой вариацией традиционного кушанья они смогли применять разнообразные начинки: бифштекс-с-почками, говядину-с-луком, баранину-с-подливой, курицу-с-соусом-корма.

Этот рецепт был до неприличья прост – Экер не понимал, почему до него никто другой не додумался. Но, с другой стороны, Менг и самдо неприличия прост. Где он подцепил идею – неважно. После того, как блюда на пудинговой основе ввели в меню, в чайных яблоку стало негде упасть.

На дополнительную выручку, которую приносили пудинги, близнецы купили упаковочную фабрику в Уиррэле и начали массовое производство. С тех пор «менгбургеры» и «вегикотлеты Экера» стали фаворитами фирмы на рынках молодежи и подростков.

Через несколько лет Экер надеялся превзойти «Макдоналдз» и «Жареных кур Кентаки». Они уже отказывались от множества предложений залудить франшизу. Не так давно знаменитая лавка рыбы-с-картошкой Хэрри Рэмздена в Йоркшире выдвинула им симпатичную пропозицию. Мысль Рэмздена заключалась в объединении двух блюд в несокрушимое меню: рыба-с-картошкой, завернутая в йоркширский пудинг – два традиционных северных блюда, формула-победитель, призванная завоевать Юг.

Им поступали запросы аж из Москвы и Сан-Франциско. Для начала Менга смутило, что в Америке «чайными комнатами» называют «бугроманию». Но, традиционно изменив точку зрения, он натянул блаженную улыбку, потер руки и сказал: