Дейвид Бриттон - Трилогия Лорда Хоррора [litres]

Менга и Экера посадили в этот автобус поддерживать порядок. Менг свое дело знал. Прогуливаясь по проходу, тыкал в глаз тут, в шею там, но тщетно. Здесь правил безумный злорадный хаос.

– Ладно. Черные псы на борту есть? – Менг пару раз резко тявкнул и дважды притопнул ногой. – Ну же, ну же, всего лишь один Ле Пти Негра Пьёсик.

Приземистый пацапс, страдающий экземой, шатнулся со своего места, и его слюнявая пасть закапала всего получеловека. У него вывалился язык, толстый и красный.

– Уебывай в свое Дахау, – гавкнул он.

Вместо ответа Менг схватил его за челюсти и медленно раздвинул их.

– Поглядим, поместится ли. – Он издал череду громких пронзительных свистков. Заговорил он прямо в раскрытую пасть. – Подбегает этот парень к негритосу, у которого на шее две горящие покрышки, и говорит: «Еб твою мать, снимай же их немедленно! Нельзясмешивать перекрестные с радиальными!»

По автобусу прокатился рев одобренья.

Срикошетировал щелчок челюстной кости, отчего все взорвались новыми аплодисментами. Менг швырнул тушку пацапса в открытое окно. Та ударилась о телеграфный столб, где и провисела вверх тормашками, пока не разложилась голова. Добродушно хлопнув Менга по спине, полукровка предвкусительно пробурчал:

– Напыщенныйты пидарок.

– Есть шанс, что ты не ошибся, – кивнул Менг, как бы само собой разумея.

На полпути в Бухенвальд Экер удалился в туалет с дыней и корзинкой яблок. Из пределов латрины он слышал, как весь автобус поет по-немецки «Долгий путь до Типперэри».

В общем гаме билась электрика. Экеру пришлось схватиться за деревянную седушку хезника, поскольку автобус трясло, и туалетный рулон начало разматывать. Он чуял, как от сотни шкур подымается пот, и слышал дикарские призывы странного виденья с берегов Озера Женева, Висконсин.

Через весь автобус завихрилась «Боп Диддли в джунглях» Томми Кинга и «Звездосветов». Когда она угасла, забумкала запись «Цветов» «Джонни-Бом-Бонни». Следующие час все мыслимые вариации забоев Бо Диддли и Арфи-Дарфи прокашивали полосу сквозь Австрию.

Стараясь дистанцироваться от всей этой свалки, Экер выглядывал сквозь оконные рейки. Они пересекали одно из крупных озер страны, и по его безотливной поверхности плыл огромный плот обугленных трупов. Ему это напомнило моргуара, которого он однажды заметил у побережья Корнуолла.

Оперши голову на рейки, Экер позволял свежему воздуху себя охлаждать. Бок его по-прежнему жгло там, где хирургическое лезвие доктора Менгеле откромсало его от Менга. Если им только удастся держаться подальше от произвольных излишеств зверинца Менгеле или машин убийства из Биркенау или Бжезинки, все будет хорошо. За предрасположенность Менгеле к коллекционированию всяческих уродов он благодарил ту сущность, что за ними присматривала. Она явно спасла им жизнь.

В тот день, когда их отправили железной дорогой в Аушвиц, всемогущее это существо, должно быть, осознало их потенциал. Их поезд вез румынских евреев и более обычной нормы – богатый ассортимент уродов: женщину с двумя носами, еще одну с ослиными ушами, два комплекта четверняшек и маленькую девочку, у которой вместо волос на голове было овечье руно.

Они с Менгом были первыми близнецами, прибывшими в лагерь, кто оказался соединен вместе. Много часов они провели на пустынном участке в объятьях друг друга, пока из шквала дождя не возник доктор Менгеле. Он появился с двухколесной деревянной тележкой, которую толкал еврей из Ковно. Тележку украшали туристские наклейки из Хелмно, Белжеца и Собибора. По-прежнему сочлененных близнецов погрузили в тележку, и доктор Менгеле показал, куда везти – сквозь цветочные клумбы, удобрявшиеся экспериментальным месивом из человеческой крови и молотых костей.

– Zwillinge, zwillinge, zwillinge, – сопел генетик.

В двадцати ярдах за Der Weg zur Himmelfahrt («путем к небесному странствию») еврей с тележкой стал погружаться в сочащееся болото грязи и крови. Там Менга и Экера нежно сгребли в отцовские объятья Менгеле и унесли на его безопасную плантацию. И нечеловеческое марево коммандо «Мертвая голова» концлагеря Аушвиц виднелось из далекого Равенсбрюка за сотню миль.

В недели вслед за их разделеньем доктор Менгеле был к близнецам очень внимателен. Менгу покупал в «Доме Диор», Париж, красивые платья, суетился из-за каждого атласного халатика и бархатной ленточки, что несочетаемо обряжали Минотавро-образную фигуру получеловека. Доктор настаивал, чтобы Менг носил ярчайшие красные губные помады, а сам сочувственно слушал, когда близнец страдальчески молил его о «теле, как у Мэй Уэст; упорном теле – с изгибами, что просто не кончаются».

– Будь спокоен, юный Менг. Я помогу тебе преодолеть каприз Природы. В конце концов, мы, люди науки, здесь как раз для этого. Своими маленькими хирургическими лезвиями мы способны исправить вечно злокозненные узоры Природы. – После чего доктор энергично тер Менга бруском мыла, сваренного из человечьих останков. Мыло пахло «Спасательным кругом». Частички кости и хрящей в водопроводной воде Аушвица цеплялись за черные волоски на теле Менга, и Менгеле внимательно склонялся и ртом ссасывал их, захватывая длинные пучки намокших волос между зубами. Закончив, доктор откидывался на спинку плетеного кресла, довольный, насвистывал арию из любимой оперы Пуччини, а после принимался мурлыкать вальс «Голубой Дунай».

Одной из директив у Менгеле было вызывать у женщин-близняшек Аушвица множественные рожденья в попытке восстановить население убывших германских армий. В Менге же он развивал замысел инкубировать первую в истории мужскую беременность. Это весьма интересовало его хозяев в Райхе, которые требовали фотоснимков обнаженной натуры получеловека – их следовало отправлять непосредственно в «Фюрербункер». Позднее намекалось, что Хитлер сам предоставил пузырек собственной ценной спермы для введенья ее Менгу.

– Не дай ебаный боже, – заметил Экер по поводу замысла вывести гибрид Менга и Хитлера. – У негритосов и жидяр своих ятых проблем мало?

Экер подозревал, что присутствие его брата нажимает на эротический переключатель в и без того лихорадочном и недужном уме доктора Менгеле. Чистое ли это совпаденье, что имя «Менг» – сокращенное «Менгеле»? Получеловека окрестили так в те таинственные годы перед их прибытьем в лагерь смерти, и, насколько он знал, к самому доктору с этим уменьшительным именем никогда не обращались. Казалось, никак очевидно не объяснить ту отцово-сыновнюю связь, что меж ними существовала. Ни одно другое существо в стране, коей правила лишь жестокая и великая реальность, не получало таких благ с более человечной стороны доктора.