Николай Олигер - Праздник Весны

— Право, ты скученъ. Зрѣлище смерти въ свое время приводило тебя въ отчаяніе. Я показала тебѣ жизнь, но тогда ты началъ тосковать о смерти. Я помню сказку, которую ты разсказывалъ намъ у костра. Мнѣ и тогда уже она не слишкомъ нравилась, а теперь я вижу, что кости мертвыхъ для тебя, всетаки, ближе, чѣмъ пѣсни живыхъ. Но я сама, мой дорогой, — я не хочу думать о смерти. Можетъ быть, я — слишкомъ простая натура, но жизнь представляется мнѣ достаточно заманчивой.

Она сдѣлала нетерпѣливое движеніе, чтобы Кредо, наконецъ, поднялъ голову и посмотрѣлъ ей прямо въ лицо, но писатель остался сидѣть, какъ былъ, и проговорилъ безучастнымъ, монотоннымъ голосомъ, какъ будто обращаясь только къ самому себѣ:

— Я слышалъ: появился недавно какой-то человѣкъ, который презираетъ всю вашу дѣятельность и находитъ, что люди ничего не добились своимъ прославленнымъ прогрессомъ. И къ больнымъ духомъ онъ приходитъ, какъ врачъ. Даетъ имъ чудесное лекарство, приносящее утѣшеніе и радость.

— Одна изъ твоихъ сказокъ?

— Нѣтъ, дѣйствительность. Говорятъ, онъ былъ не такъ давно и здѣсь, у нашей постройки, — но, должно быть, не нашелъ здѣсь никого, кто нуждался бы въ его помощи. Какъ жаль, что я не встрѣтилъ его…

— Хорошо. Оставь меня, если ты находишь, что я ничего не дала тебѣ, и ступай къ этому врачу, чтобы онъ исцѣлилъ тебя отъ твоего безумія.

Тогда только онъ поднялъ голову.

— Ты сердишься? Такъ нехорошо звучитъ твой голосъ. Онъ похожъ на скрипѣніе рѣзца, обрабатывающаго скалу.

— Не все ли тебѣ равно, люблю я тебя или презираю? Вѣдь ты занятъ только самимъ собой.

— О, какъ будто ты не знаешь, что я никогда не могу уйти отъ тебя. Но если бы тотъ человѣкъ встрѣтился мнѣ случайно…

— Тогда?

— Я попросилъ бы его… Не смотри на меня такъ. Мнѣ кажется, что ты, дѣйствительно, меня ненавидишь.

— Не тебя. Только твое ничтожество. Только ту робость, которая проглядываетъ въ каждомъ твоемъ движеніи. А вѣдь одни смѣлые владѣютъ міромъ.

— Для смѣлости нужна сила. И зачѣмъ мнѣ вашъ міръ? Я не хочу его. Конецъ и начало всего — во мнѣ. Мнѣ кажется, что міръ возникъ со мною вмѣстѣ—и вмѣстѣ со мной онъ умретъ. Для меня только это сознаніе— дѣйствительность.

— Какъ ты старъ, мой бѣдный Кредо! Ты подбираешь старые объѣдки и питаешь ими свою мысль. Тебѣ нужно быть поближе къ молодости. Посмотри на ребенка Ліи: какъ разъ теперь онъ завоевываетъ міръ, который ты отрицаешь. И развѣ не беретъ онъ теперь, какъ свое, и все то, что завоевано уже длиннымъ рядомъ поколѣній? И развѣ не пріобщается онъ этимъ къ тому единому, что безсмертно? А ты, — ты такъ же, какъ и всѣ, пользуешься трудами другихъ, но не чувствуешь этихъ другихъ въ своемъ сердцѣ. Мнѣ думается, мы скоро разойдемся, Кредо.

— Старая игрушка пріѣлась? — спросилъ съ горечью писатель.

Когда Мара ушла, онъ не послѣдовалъ за нею и мысль о возможной разлукѣ не особенно угнетала его. Онъ думалъ:

— Если бы мнѣ удалось встрѣтить того человѣка… Если бы мнѣ удалось его встрѣтить…

Изъ нестройнаго хаоса — гармоничное цѣлое. Изъ груды камня и металла, изъ дикаго безпорядка, болѣе похожаго на разрушеніе, чѣмъ на творчество — стройное зданіе, обширное и величественное. Тамъ, гдѣ мѣшала гора — ее скрыли. Глубокую долину, которая портила видъ своей унылой пустотой, засыпали до краевъ и новый лѣсъ появился тамъ, гдѣ нѣсколько мѣсяцевъ назадъ былъ только каменистый пустырь. Теперь и пейзажъ составлялъ одно общее со зданіемъ. Они дополняли другъ друга и нельзя было выбросить ни одной черты, не нарушивъ этой цѣльности.

— Мы можемъ гордиться нашей новой работой не меньше, чѣмъ храмомъ Весны.

— Да, мы поработали добросовѣстно. Хотя эта работа никогда не была особенно близка мнѣ и не захватывала такъ, какъ Весна.

— И здѣсь нѣтъ твоей Весны, Коро, въ которой, какъ въ фокусѣ, собрались всѣ лучи твоего таланта. Здѣсь онъ разсѣянъ повсюду. По правдѣ говоря, ты игралъ здѣсь слишкомъ скромную роль, которая была бы вполнѣ достаточна развѣ только для меня.

— Зато тебѣ, большой лобъ, это дѣло пригодилось, какъ нельзя лучше! Я довольна тобой! — и Абела провела рукой по головѣ своего скульптора. — Но тебѣ не нужно было свою статую ставить на мѣсто, предназначавшееся для Андрогине.

— Коро самъ захотѣлъ, чтобы я сдѣлалъ это.

Коро утвердительно кивнулъ головой. Съ каждымъ днемъ художникъ становился все задумчивѣе, — и приближающійся день окончанія работъ совсѣмъ не волновалъ его такъ, какъ день праздника Весны. То, что еще оставалось, недодѣланнымъ, онъ заканчивалъ вяло и медлительно предоставляя другимъ вырабатывать детали и съ удовольствіемъ уступая свою долю въ общемъ творчествѣ. И съ такимъ же равнодушіемъ онъ вспоминалъ о своемъ уничтоженномъ произведеніи.

— Гдѣ Лія? Я такъ привыкла, что мы всѣ бываемъ вмѣстѣ въ эти часы.

— Она не могла оставить ребенка. И потомъ, она говоритъ…

— Что?

— Такъ, ничего. Я не ручаюсь, что точно передамъ ея слова. Можетъ быть, она совсѣмъ даже не говорила этого. Когда долго проживешь съ человѣкомъ, то улавливаешь не только его слова, но и мысли.

Они обошли кругомъ всей постройки, встрѣтились съ Марой, которая еще работала.

— Однако, ты прилежна, Мара!

— Я тороплюсь покончить со своей долей, чтобы поскорѣе перебраться въ другое мѣсто. Здѣсь, на югѣ, такъ жарко, — такъ пряно пахнутъ эти лѣса, — и такъ вялы становятся люди, которые проводятъ здѣсь слишкомъ много времени.

Потомъ, какъ будто затѣмъ, чтобы предупредить неизбѣжный вопросъ, она прибавила еще:

— Сегодня утромъ уѣхалъ Кредо. Онъ отправился на поиски какого-то особеннаго человѣка.

— Отправляясь на эти розыски, онъ потерялъ кое-что болѣе существенное! — серьезно сказалъ Акро.

Абела повлекла Мару впередъ.

— Довольно на сегодня! Идемъ съ нами и будемъ веселиться!

Каменщица не сопротивлялась, но задумчивое выраженіе не сходило съ ея лица. Какъ то незамѣтно она пошла рядомъ съ Коро. Хотѣла о чемъ-то спросить его, но промолчала, заглянувъ ему въ глаза.

Дошли до озера. Абела погрузила руку въ слегка желтоватую воду.

— Фи, она совсѣмъ теплая… Ты хочешь искупаться, Мара?

— Въ этой лужѣ?

— Тебѣ ничѣмъ не угодить сегодня. А ты, Акро? Ты долженъ.

Но Акро лѣниво растянулся на пескѣ и закрылъ глаза. Тогда Абела раздѣлась одна и поплыла, раздвигая широкіе листья какихъ-то розовыхъ цвѣтовъ, которые густо усѣяли все озеро. Коро слѣдилъ за ея движеніями и это маленькое стройное тѣло съ жемчужной кожей напомнило ему одну сцену изъ той поры, къ которой теперь такъ часто возвращались его мысли.

Быстрая прозрачная рѣка въ зеленыхъ берегахъ. А наверху, на холмѣ, подъ куполомъ утренняго неба— храмъ его любви, храмъ возрожденія и радости. Въ прозрачной водѣ свѣтлѣютъ тѣла и веселый смѣхъ вмѣстѣ съ брызгами летитъ къ небу. Вотъ Мара, — хмурый сфинскъ съ сильными, слегка угловатыми движеніями. А рядомъ съ нею, въ золотѣ распустившихся волосъ— смѣющееся тѣло Формики.