Константин Волков - Эволюция человечества

— Конечно, — ровно произнёс я. Девушка села на соседние качели и, оттолкнувшись, легко и умело взлетела вверх. Я наблюдал за ней, думая лишь о том, насколько редкое это зрелище для нашего времени. Неужели такие люди ещё бывают? И как скоро она тоже втянется в эту беготню за долголетием, теряя по дороге ребячью искренность?

— Меня зовут Нора, — крикнула девушка, пролетая мимо. Она качалась не очень высоко, но почему-то рядом со мной казалась мчащейся птицей. — А тебя?

— Скотт, — ответил я, отворачиваясь. Зачем она со мной разговаривает? Что ей нужно?

— Очень приятно, Скотт, — усмехнулась Нора. Я замедлился и снова покосился в её сторону, наблюдая, как легко она раскачивается. — У тебя что-то случилось, Скотт?

— Почему ты так думаешь?

Девушка пожала плечами, тоже замедляясь. Совсем скоро она снова спустилась с качелей и встала рядом, внимательно меня разглядывая. Взгляд у неё был взрослый, проницательный, полный чего-то, мне недоступного.

— А ты как думаешь, много людей сидят под дождём на качелях и качаются сами? Ты весь промок, — Нора аккуратно прикоснулась пальцами к моему плащу. — Я живу здесь неподалёку. Пойдём. Сделаю тебе горячий чай, а то простудишься.

Я покачал головой. Одежда действительно промокла, и холод пробирал насквозь, но заходить домой к девушке, с которой я только что познакомился, казалось чем-то диким и глупым.

— Нет, спасибо.

— Ох, перестань, — улыбнулась Нора, делая шаг назад. Разговор на «ты» с чужим человеком с улицы давался ей на удивление легко. — Я не предлагаю тебе ничего, кроме чая и возможности переждать дождь. Хватит мокнуть. Идём!

Вздохнув, я поднялся с качелей и пошёл вслед за новой знакомой. Она шла легко, обходя лужи и наступая в некоторые из них носками сапог. Я не понимал, почему слушаюсь её. Наверное, так и действовали демоны из древних сказок, искушая жертв — твёрдо, не давая времени на сомнения и не слушая отказов. До её дома мы добрались за две минуты.

В квартире Норы, светлой и обустроенной по последнему слову техники, не было даже слышно стука капель. Я остановился на пороге, неловко наблюдая, как с моего модного столичного плаща капает вода и не смея сделать и шага на чистые полы. Нора, скинув дождевик прямо в прихожей, легко пробежала по искусственному травяному покрытию и исчезла в комнатах. Оттуда послышался её звонкий голос:

— Проходи, не стесняйся, мойщик всё уберет.

Пожав плечами, я так же скинул пальто на пол и, разувшись, прошёл внутрь. Теперь вода капала только с мокрых волос. Чужая квартира казалась странной, непривычной, отличной от всего, что я видел раньше. Стены пестрели какими-то схемами, чертежами приборов, рисунками человеческих внутренних органов и листами с расчётами. Прикрепленные кнопками-невидимками, эти бумаги висели в самых разных местах и в самом хаотичном порядке, явно не подчиняясь никакой системе. Среди них попадались детские рисунки, странно контрастирующие с научными листами.

Пройдя по коридору со стоящими на подставках медицинскими моделями, я вошёл в кухню. Нора стояла у стола и разливала по кружкам горячий чай. Увидев меня, она пододвинула одну кружку.

— Вот, пей скорее. А я пока вытру твои волосы. А то ты мне весь стол закапаешь, — беззлобно подшутила Нора и достала из ящика полотенце. Я уже ничему не противился. Только одна мысль, застряв на повторе, не отпускала мозг. Она не знает, что я старик. Я слишком молодо выгляжу, и этот юный цветок не видит моей древней души. Думает, мы сверстники. Разве могу я так обманывать её?

— Нора, — тихо произнёс я, чувствуя, как тонкие пальцы сквозь ткань ворошат мне волосы. Будь я ещё человеком с сердцем, наверняка выжидал бы, боялся открыться, быть отвергнутым. Но я был таким, каким был, и сообщал правду без промедления. — Я гораздо старше чем кажусь. Не смотри на то, что выгляжу как твой ровесник. Я спустил всю душу на продление жизни, и теперь слишком стар и пуст для дружбы с такой, как ты.

Её ладони на мгновение остановились, и я замер в ожидании эмоций. Обиды, злости, раздражения. Любых эмоций. Мгновение ничего не происходило. И вот, когда я уже приготовился к вспышке чувств, вдруг послышался тихий, мягкий смех. Нора смеялась. Я непонимающе обернулся и встретился взглядом с её голубыми глазами.

— Я это знала с самого начала, — просто сказала она и, увидев немой вопрос в моих глазах, пояснила: — Тебя выдаёт взгляд. Его не скроешь.

— Значит, ты знала? — переспросил я. Это показалось мне странным. — Но зачем тогда позвала к себе?

— Хотела помочь, — пожала плечами Нора. — Ты был таким потерянным. Кроме того, — она слабо усмехнулась, — я тоже выгляжу моложе своих лет.

Я приподнял брови, не зная, как на это реагировать. Этого не могло быть. Слишком много в моей новой знакомой было жизни, слишком много тепла. Может, только начала?

— Ты хочешь сказать, что… — уточнил я.

— Да, — перебила меня Нора. — Я продлеваю жизнь уже очень давно. Поэтому, думаю, мы всё же ровесники.

Я недоверчиво всмотрелся в двадцатипятилетнее лицо и впервые за долгое время ощутил что-то, отдалённо напоминающее удивление. Отголосок чувства кольнул грудь неприятной резью. Опасно.

— Но как ты сумела, удаляя эмоции, остаться такой?

Нора загадочно улыбнулась и снова взялась за мои волосы. Теперь её голос доносился из-за спины, и казалось, что от девушки остался только он и нежные пальцы.

— Я знала, что оставлять напоследок, — легко пояснила невидимая Нора. — Этим и живу. Последней сильнейшей эмоцией. Итак, — она отняла руки, чтобы хлопнуть в ладоши, — открываем карты?

Я кивнул. Так знакомились все долгожители. И всё-таки в этот раз всё было иначе. По-другому.

— 217, — отрывисто, словно бросаясь в воду со скалы, назвал я свой возраст.

— 194, — прозвучало за спиной эхом.

Так мы и познакомились.

— Человечество эволюционировало. Это признано всеми странами. Мы научились жить долго, дольше, чем когда либо, справляться с любыми болезнями. Рождаемость упала, потому что люди занимаются саморазвитием, а не любовью, но с рождаемостью упала и смертность. Наступила эпоха гармонии, и длится она уже третье столетие. Люди живут долго, комфортно, безбедно, успевая всё, что им хочется, и уходя, лишь истратив всего себя. Казалось бы, вот оно счастье и процветание. Чего ещё нам желать? Мы научились побеждать смерть, нищету, войны, живём как в сказке. И всё-таки недовольны. Чего-то не хватает всем этим людям, в ногу со временем всё продлевающим и продлевающим жизнь. Они собираются вместе, с алчностью пожирают книги и фильмы, особенно старые, ищут острых ощущений. Зарождается индустрия смертельных наркотиков-чувств, за которыми старики тянутся с вожделением. У нас есть всё, но человечество несчастливо. Потому что ему не хватает эмоций.