Константин Волков - Эволюция человечества

Проходя мимо жмущихся друг к другу сверхчувствительных, ожидающих или уже обслуживающих погруженных в сон клиентов, Паршивец сглатывал приступы раздражения. Чтобы не дать ненависти свести с ума, он останавливался, закрывал глаза и подставлял лицо внутреннему солнцу. Открыв глаза, морщился от яркого искусственного света туннеля, называемого «поверхностью». Говорят, были и верхние уровни, но бесполезный индивидуум его отряда никогда не получил бы доступа к ним.

Его «поверхность» отличалась от обычных туннелей мягким освещением. По обеим сторонам располагались сиденья, искусственные растения, небольшие кафе и киоски. Мусорщикам разрешалось движение только по центру искусственной улицы. Ровный пол, идеальная чистота, высокий купол потолка, шепчущиеся люди, распределители в чёрных униформах. Ради этого К987-4 раз за разом возвращался на поверхность — напомнить себе, как он ненавидит действительность, и с остервенением безумца окунуться после отбоя в вожделенный кошмар сна.

В конце дня, получив паёк и пройдя дезинфекцию, вернулся в комнату по четыреста двенадцатому. Занял ещё свободное место в дальнем углу и ждал отбоя. Последним перед командой «распределиться по комнате» вернулся Ботинок.

— Нет, ну вы только прикиньте. Три разнарядки того стоили! Один псих прямо в тестовой вдребезги разнёс себе башку, и, главное, ни один из этих придурков не просек, пока распределители не пошли на обход.

— Да гонишь ты! — гоготнул Беззубый.

— Да я сам его мозги отскребал! — доказывая свою правоту, Ботинок, как копытом, бил правой ногой об пол.

— Ясно гонит. Соскребать мозги — работа утильщиков, — махнул на него Кривой.

— Да они там так обделались, что собрали всех, кто был поблизости. Сейчас замнут дело. Ну вы только прикиньте! Бац! Бац!

Ботинок занёс руку вверх и, желая наглядно продемонстрировать, как псих разбивал череп о стену, искал взглядом подходящую голову.

— А где Дебил? — спросил удивленно Ботинок. Правая рука так и осталась поднятой над головой. Остальные сделали вид, что не слышали вопроса.

— Так ведь, я же это… По-любому, последний, — Ботинок бросился к двери, заколотил кулаками, пинал, пока ноги не перестали ощущать боль. — Верните Щуплого! Сволочи! Дебил!

«К987-10 показал положительные результаты на тесте и был переведён. Отойти от двери! Распределиться по комнате!»

Паршивец задержал дыхание, подавив крик ярости, отвернулся к стене и погрузился в сон.

Ведущие к площади улицы были заполнены людьми. Чем дальше, тем сложнее удавалось пробираться сквозь толпу. Солнце палило. Паршивца толкали, пинали, чуть не повалили на мостовую. Сделав первый точный удар в потное лицо урода, мешавшего продвигаться дальше, Паршивец уже не останавливался, удары приходились точно в цель: шея, затылок, ухо, глаз, нос, переносица. Люди, как бараны от волка, шарахались от пробивающего себе путь безумца с забрызганным кровью лицом, колотили, царапали друг друга, только лишь бы не попасть под удар смертоносного кулака. Центр площади был огорожен решеткой. Разгоряченное тело, казалось, зашипело от соприкосновения с железными прутьями. Толпа накатывала сзади волнами, вдавливая Паршивца в ограждение. Кожа рвалась. Кости трещали. С звериным ревом израненный мужчина, царапая и вгрызаясь в плоть стоявших рядом, взобрался поверх толпы. Немного вернувшись по головам назад, Паршивец развернулся, разбежался, перепрыгнул через заграждение и тяжело приземлился на брусчатку.

Над ним висело тело повешенного Щуплого. Широко раскрытые глаза уже не по- детски печально уставились вниз на бывшего друга. Впереди, на наскоро сколоченных подмостках, возвышался карлик. Кривая ухмылка окончательно обезобразила и без того уродливое лицо. В голове стоял гул, то ли от рева толпы, то ли раскаленная печь внутри снова грозила взорваться. Паршивец карабкался на подмостки, ногти врезались в необструганное дерево, ломались, вырывались. Кровь текла по рукам, капала на лицо, заливала глаза. Самодовольная гримаса не сходила с карликовой рожи. Только дотянуться…

Инородная боль судорогой прошла сквозь тело. Яркий свет, как битое стекло, врезался в глаза.

— Ты, — прохрипел вырванный из сна Паршивец, неуклюже возясь на полу.

— Ублюдок, — сплюнул и заржал Ботинок.

— Ты…

Лицо Ботинка исказил ужас. Он упал на пол и принялся расцарапывать свою правую голень, повизгивая от боли.

— Заткнись! — заорал Паршивец.

Ботинок вгрызся в ногу. Кровь, отчеканивая незамысловатый ритм, закапала на пол.

— Оставь его, — Седой тряс Паршивца за плечи. — Оставь, мы своих не трогаем. Оставь.

Ботинок взвыл, зажал руками раны и в ужасе пополз к противоположной стене. Первым пришёл в себя Хмурый. Разорвав штанину, помог перевязать ногу.

— Получил своё, Дебил? — Хмурый ровно наматывал лохмотья на ногу.

— Сам ты дебил, — нашёл в себе силы огрызаться Ботинок. — Но как?

— Так уж ты его достал, — заржал Беззубый.

— Мы же только вчера все были на тесте, — ужас все ещё повизгивал в голосе раненого.

— Так и были, что один псих башку себе в мясо размолотил.

— В пятой? Ты был в пятой? Долбаный Паршивец, это ты был в пятой? Помогите!!! — заорал Ботинок, пополз к двери, оставляя за собой кровавый след.

Хмурый заткнул ему рот, заломил руки за спину.

— Ну хватит. Вы уже разобрались. Он тебя не тронет. Здесь все свои. Не тронет? — обратился к Паршивцу.

— Только пусть заткнется.

— Но как? Ведь тест, — тихо поскуливал оттащенный в угол Ботинок.

— А вот так, — ответил Седой, — ни один тест не найдёт того, о чем не спросишь.

Паршивцу удалось подняться на ноги. Разум пытался вернуть контроль над телом, но что-то изменилось. В отличие от ставшего рутинным тяжелого пробуждения, в этот раз К987-4 все ещё не мог провести четкую границу между сном и реальностью. Перед глазами плыло. Суровые лица мужчин в пустой белой комнате сменяли картинки залитых солнцем раскалённых улиц сна. Солнечный свет улицы заставлял жмуриться — яркое холодное освещение помещения, усиленное белизной стен, резало глаза. Голоса Хмурого, Беззубого и Седого плавно переходили в гомон толпы и визг собак, а затем возвращались снова.

— Ты как? — спросил Седой.

— Я должен убить проклятую тварь, — глядя сквозь старшего, ответил Паршивец.

— Какую тварь?

— Там, — К987-4 указал на лифт, видя перед собой ржавые решетчатые ворота внутреннего города. — Карлик.

— А мне пофигу, карлик или нет. Я сам своими руками размозжил бы башку любого урода-психа, — гоготнул Громила.

Дверь открылась, в комнату ворвались распределители в чёрной униформе, повалили ближайших мужчин на пол. Паршивец видел перед собой залитую солнцем улицу. Легко расправился с выскочившей из скрипящих ворот городской охраной, вырвав одному сердце, швырнув другого о ворота и за пару секунд сломав шеи ещё двум стражникам. В комнате один распределитель мгновенно упал замертво. Другой с такой силой налетел на стену, что был слышен треск ломающихся костей. Ещё двое синхронно свернули друг другу шеи.