Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

Чувствую, как крепкие пальцы впиваются в плечо и рывком поднимают на ноги. Леший пытается волочь меня по склону, но я нервно стряхиваю его руку и бегу сам. Слышу, как сзади ломают сухостой две пары ног. Бормотание двигателя нашего бессменного пикапа всё ближе, вот уже видно напряжённое лицо Серёги, готового в любой момент отпустить сцепление и вдавить в пол педаль газа. Кубарём залетаем в салон. Я, по привычке запрыгиваю на переднее сидение, буквально подрезая Лешего, почти занёсшего ногу, чтобы найти ей твердь уже внутри машины. Пару секунд ждём наших диверсантов, и Сергей долгожданно давит на газ. Колёса выбрасывают из под себя земляные комья и мы срываемся с места. Все глупо улыбаемся, будто детишки, утопившие дрожжи в школьном туалете. Может, страх, может, стресс, может, ещё что, но кажется, будто мы преодолеваем расстояние в 20 километров в один миг. И за этот миг я не успеваю спросить то, о чём должен был думать все время: «Где отец?»

— Отец где? — незамедлительно озвучиваю пронзившую моё сознание мысль.

— Чего? — переспрашивает Леший, решивший, что вопрос адресован именно ему.

— Батя где? — оборачиваюсь на наших диверсантов, чтобы снять возможные уточнения насчёт того, кто именно должен прояснить ситуацию.

— Н-не знаю! — отзывается Шрам, подпрыгивая на каждой кочке и почти касаясь потолка макушкой. — Должен был уйти с Гр-Гришей — водителем!

— Должен или ушёл?

— Почём мне знать! По плану было — если не вернёмся — уходить.

— Козлы, блядь! — не сдерживаю злобу. — А он знал — вернётесь вы или нет? Какого хрена вы к нам, а не к нему побежали? Где он, кстати, сидел?

— У первого дома, — начал Шрам с последнего вопроса. — А куда побежали — туда и побежали! Может ты хотел, чтобы нас там положили? Двинь мы обратно — пристрелили бы, на хрен! Там всё просматривается и простреливается!

— Так застрелили бы их сами!

— Так, чего же, ты не застрелил? — врывается в спор Макс.

— Я вообще не видел, кто там по вам шмалял! — огрызаюсь, стискивая коробку «Винтореза».

— Так вот и не умничай тогда! — брызжет ядом Шрам. — Могли бы — грохнули, не сомневайся!

— Заткнитесь! — гаркает Леший. — Все трое — заткнитесь, а то я вас лично придушу!

— Надо возвращаться! — начинает накрывать паника. — Серый, рули назад!

— Ага, щас! — снова гаркает Леший. — Не слушай этого тугодума!

— Чего ты вякнул?! — мою крышу начинает сносить от набирающей силу истерики. — Я тебе сейчас башку прострелю!

— Ты — дебил! — бодает меня своим широким лбом Леший, да так, что всё тело отпружинивает назад. — Они сейчас сюда помчатся! Хочешь, чтобы мы пересеклись с ними и нас расстреляли ещё по дороге?! Мозги включи!

— Так, а что делать? — наконец включился в полемику Серёга, в попытках объехать ямы и кочки, вертящий баранку так, словно это не руль, а «Колесо Фортуны», что, в нынешних обстоятельствах, было недалеким от правды.

— Не знаю! Ждать, — бросает Леший и откидывается на сидение, что, впрочем, не придаёт ему комфорта, так как машина ходит ходуном. — Надо пропустить их. Чтобы выдвинулись, и объехать, как-нибудь… Блин, не знаю я!

— А если они местность начнут прочёсывать? Они же их грохнут на месте! — продолжаю впадать в беспомощную истерику.

— Навряд ли они чего-то прочёсывать будут, — вновь подаёт голос Шрам. — Они, процентов 90 даю, сразу по машинам попрыгали! Скоро к станице подкатят. А вот и станица, кстати…

Переваливаем через последний ухаб и перед нами предстаёт, уже ставшее мне родным, Старое поселение. Здесь так много ждёт, но так много осталось там, позади, откуда мы спешно уносим ноги. Расстояние сокращается всё стремительнее, и вот мы уже проезжаем под красно-белым шлагбаумом. Останавливаемся на перекрёстке с первой продольной улицей и к нам, тут же, подбегает один из постоянных помощников и соратников Лешего по прозвищу Гарик. На самом деле парня зовут Ваня. Но он с детства настолько черняв, что никто и не никогда не мог поверить, да и, до сих пор не верит, что он русский. А потому, Гарик и всё тут…

— Вернулись?! — взволнованно распахивает заднюю дверь Гарик. — Всё нормально? Всё получилось?

— «Нормально»… — нервно каверкаю ни в чём неповинного парня.

— Нормально, — не обращает на меня внимания Леший. — Кто по обороне главный сейчас?

— Ну, как и договаривались, — отвечает Гарик, — пока тебя нет, Ктулху.

Ктулху — это один из тех бывших ментов, которые вроде бы всем хороши, только вот постоянно попадают в истории, которые начальству не нравятся. То подозреваемого отметелят, то нахамят кому. В общем, за год до того, как всех здешних силовиков перебросили в город, Ктулху уволили со службы. Бывший мент крепко запил. А после того, как Старое поселение стало станицей изгоев, пить оказалось нечего и Ктулху стал помогать «самоотставленному отщепенцу» Лешему блюсти порядок, в почти опустевшем поселении. Тем более, что уволенному менту, по сути, и заняться больше было нечем.

— Хорошо, — кивает Леший, — передай, чтоб всех поднимал — думаю, минут через пятнадцать-двадцать прикатят. И с береговой дороги пусть укрепления выставит. И, чтобы вот с того холма подход быстро можно было отрезать, — указал он на горку, располагающуюся на юго-западе.

— Так, — чуть тревожно улыбнулся Гарик, — уже сделано. Плюс — резерв из пятнадцати человек сформировали, чтобы на наиболее проблемные участки перебрасывать.

— А сколько всего поднять получилось?

— Сотню почти.

— Должны выстоять, — хмыкнул Леший. — Только, я тебя умоляю, Гарик — скажите всем, чтобы не высовывались! Ей Богу, здесь мужики — там боевики! Стреляют метко. Так что, палить только из укрытий! Из укрытий, понимаешь?

— Так, — чуть смутился Гарик, — скажем, скажем! А сам? Проведи краткий…

— Не могу! — оборвал его Леший. — Нам вернуться надо!

— Куда? Когда? Зачем? — запротестовал Гарик.

— Когда эти сучата нарисуются, — частично отвечает командир.

— Мы сами, — бурчу я со своего сидения. — Оставайся, ты здесь нужен больше.

— Нет, уж! — раздражённо выдыхает Леший. — Вместе — раз ходили, вместе — второй сходим! Тем более — вы не знаете толком ни хрена!

— Да управимся… — хотел было вставить Серёга, но Леший не даёт ему такой возможности, показывая здоровенный, сжатый добела, кулачище и мой товарищ недовольно умолкает.

Сегодня я понял насколько мне важно чужое мнение. Нет-нет — это совсем не то, о чём можно было бы подумать. Я всегда относился к мнению окружающих, скорее как к рекомендательному фактору, нежели к догме, под которую нужно пренепременно подстраиваться. Так, например, надеть туфли, которые плохо подходили к костюму — для меня никогда не было трагедией. Или, например, заказать в бистро то, что мне действительно хочется, а не то, на что ныне ориентирует нас кулинарная мода. По большому счёту, мне было плевать, что обо мне подумают. Ведь, все оценочные суждения касались внешних проявлений моей натуры. Да и перед кем стыдиться? Большинство тех, кем я был окружён тридцать лет своей жизни — люди, не имеющие собственного мнения. Их мнение сформировало общество, как мне всегда казалось, в гораздо большей степени, чем моё собственное.