Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

— Ты чего, охренел? — негромко, но злобно вопрошает он, выпучив глаза, кстати, сегодня не красные — такое бывает нечасто. Очевидно, положительно сказались вчерашние процедуры.

— Нет, — коротко отвечаю и звонко ставлю стопку на поликарбонатную столешницу, заделанную под дерево. — Ты же ведь не против? Правда?

— Ну, ты… — он не договорил, махнул рукой и, наконец, закрыл за собой дверь. — Опять? — строго спросил он. — Опять, спрашиваю? Мало тебе одного залёта?

— Я не виноват, — почти по-детски отзываюсь, скукоживаясь, будто в ожидании отцовской звонкой затрещины. — Это всё судполовцы…

— Чего? — не понял он дурачусь ли я, всерьёз ли. — Военсудпол? Он тут причём?

— А я от них, — поясняю, не отрываясь от вторичного наполнения рюмки чужим коньяком.

— Мне налей, — усаживаясь на место для посетителей, распоряжается шеф. — Чего они от тебя хотели?

— Отца ищут, — пожимаю плечами и достаю из ящика вторую стопку.

— Суки, — ругнулся Сергей. — Так чего он там такого написал, что пыль поднялась?

— Да ничего, как я понял, — пододвинул ему наполненную почти до края рюмку, — я не читал. Только то, что было в новостях. Но, зная отца, могу сказать — если он о чём-то и говорил, то опираясь на железные факты, аргументы и исторические аналогии. В целом — должно было выглядеть сильно. Не любят они этого…

— Ясное дело, что не любят, — принял Сергей свой шот и, почему-то, недоверчиво понюхал. — А от тебя чего хотели?

— Чтобы с отцом договорился. Мол, он им публичное признание в том, что он всё это, по большей части, нафантазировал. Для эпатажа, так сказать… А они его пожурят, если это можно так назвать, да отпустят.

— Ты им веришь?

— Нет, конечно. Хотя, черт их разберёт…

— Да, уж, — как-то обречённо вздыхает Серёга и опрокидывает в себя содержимое рюмки.

Я следую его примеру, и с минуту висит немая пауза, будто тайм-аут, данный для осмысления услышанного, сказанного и даже недосказанного…

— Наливай ещё! — решает разрядить обстановку мой школьный товарищ. — Так, Сан Саныч у них?

— Не, а, — игриво крякаю, снова наполняя рюмки.

— А где же?

— Слинял! — заявляю с почти победной интонацией, мол, «Молоток батя. Нагадил, да был таков…» — Видимо понял, что закроют его и свиснул, по-тихому.

— А куда? — не унимается Сергей.

— Да откуда мне знать! — возмущаюсь непрекращающимся расспросам. — Тебя, случаем, не эти скоты подослали? — киваю я на окно, за которым, в моих шизофренических фантазиях, вполне мог дежурить подосланный шпионить судполовец.

— Да пошёл ты! Он же мне как родной!

— Да, знаю я… — застыдился своих слов, пусть и сказанных почти в шутку.

Мой отец, действительно, для Серёги почти как родной. Точнее, вместо него… Родной отец Сергея погиб, когда нам с моим нынешним шефом было всего-то по девять лет. В тот злосчастный день он, вместе с Сан Санычем, вернулся из трёхдневной командировки на Восток региона. Сдали аппаратуру, выпили по паре пива и разошлись по домам. Мой отец дошёл, Серёгин — нет. Его сбила машина на перекрёстке, почти у самого дома. Водитель скрылся, скорая ехала неспешно. Умер он по дороге в больницу и, с тех самых пор, мы с моим школьным товарищем стали проводить ещё больше времени вместе, в том числе и втроём — я, Сергей и Сан Саныч. По сути, у меня появился сводный брат.

Несмотря на то, что мама моего друга никуда не делась, с нами он проводил гораздо больше времени, чем с ней. Поначалу вдову это смущало, а потом привыкла. Иногда мы даже гуляли все вместе или ходили куда-нибудь. Помнится, как-то отец вывез нас на рыбалку. Тогда ещё в водоёмах водилась рыба, а на воду можно было выйти на лодке, не опасаясь, что в один прекрасный момент металл обшивки истлеет. Точнее — его сожрут бактерии, изначально выпущенные в море очищать его от разливов нефти, а потом сменившие свой рацион и переставшие умирать через определённый, заданный генетиками, срок.

Тогда Серёгина мать, бывшая натурой утонченной и чуждой обычным мужским радостям двадцатого века, прокляла всё на свете. Её нежную кожу комары искусали везде, куда только смогли дотянуться своими хоботками-жалами. Нам тоже досталось, но мы не обращали на сей факт такого внимания, ибо оно, целиком и полностью, было приковано к дамской истерике. В общем, больше десяти лет мы жили, практически одной большой семьёй. Несколько обособились друг от друга, лишь когда я съехал с родительской квартиры. Произошло это, как только устроился на первую работу и стал зарабатывать достаточно для того, чтобы снимать личный угол, пусть даже живя впроголодь.

Потом моя мама уехала в Люксембург, и отец остался совсем один. Несмотря на то, что с матерью он был уже давно в разводе, это не мешало им приходить друг к другу в гости почти каждый день. Само-собой, после её эмиграции визиты прекратились, и Сан Саныч очень скучал по простому человеческому общению с близкими людьми. Но мы с Серёгой его навещали. Бывало, приезжали в гости вместе, бывало поочерёдно — то я, когда было время, то Серёга, когда выдавался свободные денёк у него. Кому Сан Саныч был рад больше — для меня до сих пор вопрос открытый. Хотя, это, конечно, ревность. Пусть и не хочется этого признавать…

— Написал белеберду какую-то, что, мол, «пойду туда, где кони — друзья…» или, что-то в этом роде…

— Действительно, бред, — соглашается Серёга. — Может пьяный был?

— Не, это я пьяный был. А он, ты же знаешь, не пил почти… Тут что-то другое.

— Может, — призывно кивает шеф на початую бутыль, — ещё выпьем?

За полчаса, в разговорах, мы прикончили коньяк и, вместо своего рабочего кабинета, который с самого утра грел Олег, давно мечтающий меня подсидеть, я отправился домой. Точнее, в направлении дома. Так как по дороге я неоднократно останавливался, заходил в бары. Думал, пил, опять думал, хотя с каждой выпитой рюмкой это становилось всё тяжелее. Тыча пальцем, то в одну позицию сенсорного меню, то в другую, я всё прокручивал в голове бессмысленную фразу, начёрканную отцом на листке бумаги. У меня, наконец, получилось вспомнить её дословно. «Я буду там, где понимают разницу между безродной клячей и старым добрым другом» — крутилось в затуманенных алкоголем мозгах.

И тут мой взгляд упал на две стоящие рядом в меню позиции. «White horse» и «Jack Daniels». Я ткнул пальцем сначала в первую — выползла стопка, выпил. Потом во вторую и проделал то же самое. «То же самое», — пронеслось в голове, — «Никакой разницы…» Никакой разницы… Никакой! Белая лошадь, Джек Дениэлс… Кляча, старый друг… Чёрт возьми! Он же о виски! Здесь нет разницы! А, где есть? Где, где, где… Там где есть настоящий виски, из тех времён, когда разница была. Нелегальный рынок!

Я сорвался с места, выбежал на улицу, подал маячок такси. Ехать на таком транспорте в место, за простое посещение которого можно запросто загреметь под быстрый и суровый суд — не самая лучшая идея. Эта светлая мысль пришла мне в хмельную голову, когда машина уже стояла, зазывно распахнув зёв пассажирской двери. Я ещё секунду поразмыслил и всё же запрыгнул внутрь, но указал адрес своей работы.