Жорж Старков - Сначала исчезли пчёлы…

— А то?! — басовито отозвался усач. — Тогда-то, да…

— А потом, — продолжил Иваныч, — когда всё наладили, легче стало и лучше… А когда стали к нам грамотные городские приходить — ещё лучше. Сейчас, через день на пять часов выходим, и этого хватает…

— Куда выходите? — не понял я.

— Как куда? На работу, — пояснил староста.

— Через день?

— Через.

— На пять часов?

— На пять. Вас, что-то смущает? — недоверчиво прищурился старик.

— Такое бывает вообще? — шепчу в ухо Серёге, несмотря на то, что к нашим перешёптывания приковано всеобщее внимание.

— Не знаю, — отзывается товарищ. — Может и бывает. А какие у вас тут зарплаты? — переходит на нормальный тон, спрашивая не столько у Иваныча, сколько у всех собравшихся станичников. Вместо ответа раздаётся многоголосый хохот.

— Чего я такого сказал? — непонимающе вертит головой Сергей.

— Эх, — снисходительно кивает Иваныч, — городские… Зачем вам зарплата? Вам простой жизни мало? У нас нет ни денег, ни лимитов. У нас всё бесплатно. В Старом поселении цена есть только у данного тобой слова…

С того разговора прошло уже три недели. Не могу сказать, что я познал все тонкости здешнего быта. Однако, отчётливо понял одно — жизнь здесь не такая простая, какой кажется на первый взгляд — она ещё проще! Когда Иваныч говорил о взаимном уважении и помощи, мне казалось, что это лишь пространные слова, обозначающие всё вместе и ничего одновременно. Наверное, так оно и есть, но в тоже время — эта нехитрая идеология здесь присутствует во всём. Начиная от простого человеческого общения и заканчивая работой, чисто технического характера. В первом — всё и так понятно, да и во втором, если подумать, тоже всё просто. Сделал плохо — начинаешь терять уважение. А потом, могут и спросить… Причём, любой станичник! Здесь нет ни комиссий, ни проверяющих. Здесь все делают всё для всех. А потому, каждый в ответе перед каждым. Звучит как белиберда, но, по своей сути, это самый действенный контроль из всех, что мне приходилось знать. Любого ревизора можно умаслить. Но, как умаслить всех, если ревизор каждый? Только сделав свою работу и сделав её хорошо.

Надо сказать, поначалу я никак не мог понять принципа здешнего трудоустройства. Не мог осознать — почему каждый не занимается только своим делом, а вынужден хвататься за всё подряд? Но, спустя три недели, начинаю догадываться, почему именно такую систему ввели местные жители для самих себя.

Дело всё в том, что в Старом поселении имеются свои токари, пекари, врачи… Но периодически, каждого из них можно видеть за несвойственным занятием. Например, высококлассный, насколько я мог судить по рассказам, педагог старших классов, вдруг рыхлит грядки в теплице. Или радиоинженер, на котором держалась почти вся здешняя электроника, вдруг был замечен за прилавком местного магазинчика. И таких случаев, буквально за первые пару дней, я насмотрелся предостаточно. Когда идущий мимо паренёк заметил мой растерянный взгляд и расспросил о моём замешательстве, то объяснил мне, что по своей специализации станичник может работать только половину трудового времени. Вторую половину нужно посвящать работам иного профиля. А если конкретнее — помогать там, где в данный момент требуются рабочие руки, ну, или мозги…

Конечно, были исключения. Например, гинеколог в станице всего один и подменить его некому. А потому, работает он, даже не три дня в неделю, как все остальные, а порой и все семь. Однако, при таких случаях, людям делались поблажки. Они служили этому маленькому и специфическому обществу только тогда, когда обществу это было нужно. Проще говоря, есть работа — трудятся. Нет работы — отдыхают. Таких незаменимых специалистов в станице, в принципе, немного. Просто потому, что здесь есть традиция преемственности. Опытные учат молодых, молодые становятся опытными. А узнать — есть ли у того или иного представителя «зелёной поросли» талант к тому или иному ремеслу очень просто, так как, периодически, каждому приходится заниматься незнакомым доселе делом — то в кузне помочь, то на фермах, то в пекарне, то в школе, то ещё где.

Так и проявлялись таланты, что, со временем, выкристаллизовывались в профессионализм. А за профессионалами своего дела засталбливали определённые должности. Но, опять же, если профессионалов было больше одного, то работали такие спецы по очереди. Рабочее время тоже, как я понял, из месяца в месяц могло варьироваться, в зависимости от того, как идут дела, в целом, по поселению. Если нужно было интенсивно готовиться к зиме, или, наоборот, к засухе — людям приходилось работать чуть больше и дольше. Проще говоря, существовал фронт работ на месяц и его нужно освоить. Ни больше, ни меньше. Но, как мне рассказал Леший, пятнадцатичасовая рабочая неделя, как устаканилась три года назад, так её никто и не трогал.

Механизм устройства на работу оказался донельзя прост. На информационном стенде, коий располагался как раз в том самом скверике, где Леший вляпался в краску, вывешивалась специальная таблица. Вертикальные столбцы были помечены видами работ, горизонтальные — числами грядущего месяца. В зависимости и от того, сколько людей требовалось для той или иной задачи, каждая клетка могла быть разбита на несколько продолговатых секций — по одной на работника. Нужно было просто загодя подойти и вписать свою фамилию, либо прозвище (что узнаваемее) в свободную графу. Всё наглядно и просто. Любые махинации с графиком были на виду и серьёзно порицались. А потому, никто уже давно не стремился застолбить за собой тот или иной вертикальный столбец.

Таблица вывешивалась за неделю до начала нового календарного месяца, и у тех, кто приходил раньше, имелось больше простора для выбора. Тем кто запаздывал, оставалось то, что оставалось. Иногда свободные клетки, а они, таки, были, имелись и после начала нового трудового месяца. Бывало, они так и пустовали и тогда дела, в той или иной отрасли, двигались не так весело и бодро, как могли бы. В таких случаях неудобства ощущали все. Например, когда не нашлось нужного количества желающих чистить канализацию, вся станица целую неделю задыхалась от смрада. Винить в том было некого и все понимали — сами виноваты. Потому, подобные случаи были редки и, периодически, фамилии вписывали люди уже отработавшие свои трудовые часы. Но, как правило, было это в последний момент. Всё-таки природную лень никто не отменял.

Нам же пришлось заполнять свободные клетки просто потому, что в этом месяце свой выбор уже сделали все станичники и то, что осталось — досталось именно нам. Правда, Сергей, столь полюбивший наш трофейный пикап, практически сразу приобрёл специализацию водителя. От того, на общественных работах мы встретились всего однажды. В остальное рабочее время, он перевозил по станице различные грузы, будь то мешки с мукой или камень из карьера, что располагался в пятнадцати километрах западнее. В общем — всё то, что могло поместиться в сравнительно небольшой кузов.