Василий Криптонов - Последний звонок. Том 1

Я выскочила из дома в том же наряде, в котором собиралась к Диминым родителям — джинсы, водолазка и кроссовки. Хорошо, хоть куртку схватить сообразила — к вечеру похолодало.

Я зачем-то оглядела себя. Элеонора — себя. Подумала. Решила:

— Переодеваемся! Я всяк поинтереснее выгляжу.

Нет, ну то, что драные джинсы, майка с вырезом «сиськи вываливаются» и надписью «Птицы летят на ЙУХ!» интереснее бежевой водолазки — это бесспорно.

— Еще чего не хватало.

— Ну и дура. — Элеонора снова откинулась на кровать. — Учишь вас, учишь — а толку?.. Ты хотя бы в душ сходи. И на голове наведи порядок. Этими их гелями один раз башку помыть — нормально. Не облысеешь… Давай-давай, шевелись! — подбодрила она. — О Димочке вспомни. Скажи в сотый раз сама себе, что пусть он хоть прямо сейчас на кроватке кинг сайз, — она похлопала по одеялу, — Маню жарит — тебе по фигу!

— Самой не противно? — Я встала. Взяла с кровати полотенце. — Это ведь ты меня сюда потащила — не помнишь?

— Помню. И бешусь! Потому что ты за свою семью бороться не хочешь!

— А за семью не надо бороться. Ее надо любить и уважать. И если ты думаешь, что я сюда поехала для того, чтобы Диму вернуть, — ошибаешься. Пусть делает, что хочет — только сначала расскажет, что это была за тварь. И куда мне свалить, чтобы больше никогда ни о ней, ни о нем не слышать.

Я развернулась и ушла в ванную.

Пока стояла под душем, думала о Пете…

Блин! Я не в том смысле думала. Я думала, что ему скажу — для того, чтобы убедить помогать. Элеонора настояла на том, что просить о помощи напрямую, да еще по телефону — «детский сад. А то твоему Пете делать больше нечего — Димочку искать! Включай дуру, проси приехать. А там разберемся».

«… Вот, вырвались с подругой в Красноярск. Собирались в гости к знакомым, а у них внезапно обломалось все. Теперь сидим, не знаем, куда себя деть…» — тарахтела я в телефон словами великой сценаристки Элеоноры.

Со звонком повезло — Петя то ли с работы ехал, то ли черт знает, где находился, но разговаривать мог свободно. Поверил мне или нет — непонятно, но обрадовался. Пообещал, что скоро приедет и «постарается скрасить вечер скучающим дамам».

Как именно Петя собрался скрашивать вечер, думать не хотелось. А о том, как его уговорить поискать Диму по номеру телефона, — не думалось. Ничего, кроме детсадовского «мне нужна твоя помощь», в голову не приходило.

Ох. Ну, почему я — не Элеонора? С этой мыслью я вышла из ванной. Элеонора поднялась навстречу и показала мне фен:

— Иди сюда. Причешу.

Я обалдела:

— Откуда?..

— У коридорной попросила. Ты думаешь, мы с тобой первые тут, такие нарядные — у которых даже запасных трусов нету? — Элеонора порылась в сумке, вынула расческу.

— Может, ты и что говорить придумала? — Я постаралась добавить в голос ехидства.

Элеонора невозмутимо кивнула:

— А то. Не на твою же убогую фантазию надеяться. Скажешь, что Дима — козел. Что развестись с ним хочешь, а он грозится, что ребенка себе оставит. Ты-то — безработная, а он весь из себя учитель и вообще человек уважаемый. А сам в Красноярск свалил с любовницей. Если получится его найти и скандал устроить — на развод согласится, никуда не денется.

— Бред, — решила я.

Что бы у нас там ни было, но так позориться не стану.

— А что не бред? — Элеонора прищурилась, сложила руки на груди. — Валяй, я послушаю.

— Я скажу… ну, что мы поссорились, например. Я была неправа, а теперь помириться хочу.

— Угу. И мужик, который на тебя губу раскатал, сразу прям рванет Димочку искать! Ты сама-то в это веришь?

— В то, что люди иногда бескорыстно друг другу помогают? Верю.

— Ну и дура! По себе людей не судят. Был бы твой Петя такой же, как ты, — сейчас дома с женой сидел бы, а не сюда мчался, прихватив цветочки и шампанское… О-ох, детский сад! Как же я с вами мучаюсь. — Элеонора качнула феном: — Башку подставляй. Буду из тебя роковую соблазнительницу делать.

— Спасибо. Я сама как-нибудь. — Я забрала у нее фен и расческу.

Прошла в ванную, худо-бедно уложила волосы. Подвела глаза карандашом из Элеонориной косметички. Долго вертела в руках помаду морковного цвета, накрасила губы и стерла — жуть смотреть, что получилось. А Элеоноре идет. И пошлостью не выглядит… До чего же мы с ней разные, все-таки.

Я вышла из ванной. Элеонора стояла у окна.

— Прискакал, красавчик, — доложила она, — ща звонить будет.

Телефон действительно загудел. Я подошла к окну.

Белый новенький «Солярис» на гостиничной парковке, рядом — мужчина в светлом плаще, с тремя темно-красными розами и пакетом из супермаркета в одной руке. Другой рукой прижимает к уху телефон.

— Ну? Что я говорила? — Элеонора кивнула на Петю — лица отсюда не разглядеть, но вряд ли это кто-то еще. — Думаешь, у него собрание сочинений Пушкина в пакете? Отвечай. — Телефон у меня в руках продолжал надрываться. — Чего ждешь-то?

Я вдохнула и выдохнула:

— Але.

— Вот чего я не пойму, — сказал Брик, когда мы ехали по знакомому до боли адресу. — Почему ты так тяжело переживаешь личностную деформацию человека, который, по сути, вычеркнут из твоей жизни? Сам же мне сказал при встрече: «Времена изменились. Теперь перед тем как нагрянуть в гости, принято созваниваться, договариваться, уточнять время». Увы, наш Вудсток остался в далеком прошлом. Смирись и иди дальше.

— Один, — подхватил я.

— Один, — подтвердил Брик. — А как иначе? Впрочем, пока тебе везет: я с тобой.

— Ты — дьявол, который пытается заставить меня жрать камни в пустыне, представляя, что это хлеб.

— А ты — идиот, который лег на крест и орет: «Распните меня!» — а вокруг стоят римские солдаты, пучат на тебя глаза и спрашивают: «А ты кто такой вообще?»

Маша пошевелилась на заднем сиденье, привлекая к себе внимание.

— Я… — начала она.

— А ты — Мария, — перебил ее Брик. — Какая из двух — сама решишь, или попробуй обе роли по очереди. Лучше начни со второй, а то до завтрашнего утра проявлять материнские чувства без толку. Хотя… — Он с сомнением посмотрел на меня и махнул рукой: — Хотя, можешь проявлять. Я ничему не удивлюсь. Мы купим еды? Вон супермаркет.

— Я узнаю это место! — высказалась, наконец, Маша, крутя головой. — Мы куда едем?

Сказать, что порог мне было переступить трудно, — ничего не сказать. Маша тоже застыла, глядя через раскрытую дверь в полутемное помещение. Пришлось, будто кошку, запускать первым Брика — на счастье. Он вошел в крохотную гостинку, сбросил туфли, попинал старенький ортопедический матрас, поставил пакет с продуктами на стол возле кухонной ниши и заметил, что находится в комнате один.

— Вы чего? — удивился он, повернувшись к нам. Посмотрел в глаза мне, Маше, снова мне.