Василий Криптонов - Последний звонок. Том 1

Харон пожал плечами — мол, почему бы и нет?

— Второе, — продолжил Брик. — Мне нужен доступ к вашему сознанию, по крайней мере, частичный. Давайте это визуализируем. Представьте себе диаграмму: круг, разделенный на три сектора. Первый сектор — ваша память, ваше подсознание. Туда мне хода нет. Закрасьте его черным. Теперь второй сектор — ваши мысли, ваше сознание. Оно также для меня закрыто. Закрашивайте черным. И, наконец, третий, самый маленький сектор, с воспоминаниями о вашей жене. Лучше даже сегмент, если вы знаете, что это…

— Я учитель математики, — перебил Харон. — Я знаю, что такое сегмент, сектор, хорда и даже могу назвать число Пи до десятого знака после запятой.

— Я могу называть число Пи бесконечно, — ответил Брик.

— Прекрасно, — вздохнула Элеонора. — Теперь они будут мериться, у кого длиннее Пи. Когда уже хоррор?

Я смотрел на затылок Маши, которая в присутствии Харона не проронила ни слова. Она сидела, не шевелясь, все смотрела и смотрела на него, будто кролик на удава. А может, закрыла глаза?

— Да, увлеклись, — признал Брик. — Павел Аркадьевич, вы поняли, что от вас требуется?

— Вполне. Я должен от всего сердца захотеть, чтобы вы увидели у меня в голове яркие воспоминания о… — Он помялся, впервые, кажется, смущенный. — О Наташе.

— Технически, это будут даже не воспоминания, а ваши мысли о воспоминаниях.

— Все равно. Я понял. Начинаем?

— Вы начинайте. Когда я увижу ваши мысли, процесс пойдет. Маша, ты почувствуешь, как теряешь связь с телом. Это нормально, расслабься. Как только ощутишь чье-то присутствие, сразу подумай, что это — твое тело, ты просто предоставляешь его во временное пользование. Поняла?

Маша промолчала. Брик посмотрел на нее, кивнул.

Дождь хлестал. Я смотрел в серый прямоугольник окна и думал о тоненькой фигурке, бредущей под ливнем непонятным маршрутом. Может, дождь приведет ее в чувства? Заставит остановиться и вспомнить, что есть дом, где пусть и не идеально, но тепло и сухо.

Я сам чуть не засмеялся этим мыслям. Нет уж. Какая-нибудь другая девчонка — возможно, но если Юля решилась, то она дойдет до конца. Если логически вычислила, что не хочет жить дальше.

Брик поднял руки, и Элеонора тихонько вскрикнула — в шкафчике рядом с ней зазвенела посуда. Затрясся и сам шкафчик, холодильник задрожал. Вспыхнула и потухла лампочка.

Маша пошевелилась. Ее руки дернулись к голове, но замерли на полпути, медленно опустились. Я обнаружил, что сжимаю за спиной ручку двери, и заставил себя разжать пальцы. Не побегу же, в самом деле.

— Паша? — удивленным и совершенно чужим голосом произнесла Маша.

— Офигеть! — прошептала Эля. Она видела ее лицо, а я не мог заставить себя сделать два шага от двери.

— Что происходит? — Голос «призрака» окреп. Маша закрутила головой. — Кто эти люди?

Харон сидел неподвижно. Лица я не мог различить, ведь окно — единственный слабый источник света — находилось у него за спиной.

— Наташа? — спросил он. — Это ты?

— Почему ты спрашиваешь? — удивилась «Наташа». — И… Почему я жива?

— Так надо, родная, — ласковым, на удивление спокойным голосом отозвался Харон. — Я должен был увидеть тебя еще раз. Ты помнишь, как ухаживала за мной, когда я был ранен? А наш первый танец? Нашу помолвку?

— Я помню, — прошептала «Наташа». Мне показалось, что ее силуэт снова дернулся. — Прости, что я поступила так, что не дождалась. Будь я постарше, все бы сложилось иначе, но…

— Достаточно, Наташа, — прервал ее Харон. — Ты можешь идти, не задерживаю.

Маша обмякла, Брик подался вперед.

— Это что — все? — спросил он.

— Разумеется, — сказал Харон. — Вы смогли прочитать мои мысли, смогли заставить девушку соответствовать им. Я верю в то, что вы на это способны.

— Не понимаю, — пробормотал Брик.

Я закрыл лицо рукой, вздохнул:

— Он думал о Наташе Ростовой, придурок.

— О! — Кажется, Харон улыбнулся. — А вы разбираетесь?

— Я учитель литературы. Могу цитировать отрывок про дуб бесконечно.

Харон был сумасшедшим и, как большинство опасных сумасшедших, он обладал дьявольской хитростью. Представил «воспоминания» литературного персонажа о другом персонаже, но не дал конкретики — ни имен, ни времени, ни места. Я с трудом представлял, что за материал достался Брику. Не слова, не картинки — какие-то чувственные образы, которые он попытался интерпретировать. И поторопился.

Тяжело задышала Маша, приходя в себя. Наклонилась вперед, чуть не упала, но оперлась на руки, будто бы кланяясь Харону.

— Получилось? — спросила она.

— Нет, милая моя, — развел руками Харон. — Очень жаль. Ваш друг показал, что нет ни малейшего смысла продолжать. Если я предоставлю ему настоящие воспоминания, он наскоро состряпает личность, отдаленно напоминающую мою жену, и я, может быть, даже поверю. Если соглашусь продолжать, чего не будет. Поэтому мы можем просто сидеть здесь, улыбаться и ждать, пока свершится то, что должно.

Ударом кулака я включил свет. Выругалась Элеонора, прикрывая глаза. Харон и Маша сидели друг напротив друга, но я на них не смотрел. Я шагнул к Брику.

— Ты можешь ее вызвать, или нет?

Он отвел взгляд, но я схватил его за подбородок и заставил смотреть в глаза.

— Можешь или нет? За тебя я поручился, а ты меня сейчас подставляешь.

Брик ударил меня по руке, глаза сверкнули синим:

— Если клиент говорит, что машина не заводится, ты ведь не сразу меняешь стартер, сначала пытаешься вставить и повернуть ключ?

— Можешь или нет? — Я не позволял втравить себя в дискуссию.

— Уверяю, это совершенно бессмысленно, — скучным голосом произнес Харон. — Как я сказал…

— Как тебе сказали, отсюда ты не выйдешь, пока все не получится, — перебил я. — Найди другой способ проверить. Она может знать что-то такое, чего не знаешь ты. Вот и задай ей такой вопрос. А ты! — Я толкнул Брика в лоб ладонью. — Ты — давай-ка начинай работать. Времени все меньше. Я погашу свет.

— Нет нужды, — остановил меня Брик, когда я шагнул к двери. — И телефоны можете включить. Если хотите, можете даже снять на них ролик о том, что я сейчас сделаю.

Элеонора, успевшая переместиться на пол, к Маше, подняла голову и посмотрела на Брика. Тот выдержал ее взгляд. Меня в нем всегда восхищало это качество — умение смотреть в глаза, признавая ошибки. Как будто с гордостью за приобретенный опыт.

— Уйди, — велел Брик, и Элеонора подчинилась, хотя я готов был поклясться, что Брик не применял никаких воздействий. Просто когда человек занимается тем, на что никто, кроме него, не способен, окружающим приходится слушаться.

Теперь, когда горел свет, на улице, казалось, совсем стемнело. Тьма ломилась в окно, и одинокая лампочка без плафона мешала ей проникнуть сюда.