Василий Криптонов - Последний звонок. Том 1

— А Юля?

— Брик ее караулит. Я ему не нужен. А он — мне.

— Где это?

Я сказал. Жанна тряхнула головой:

— Поворачивай.

— Нет.

— Послушай меня. — Жанна наклонилась вперед, пытаясь заглянуть мне в глаза. — Я была в квартире твоего Харона. Я была в его комнате — из которой жизнь будто пылесосом выкачали! Я держала в руках открытки с именами девочек, которых он… Поворачивай! — Жанна дернула меня за рукав. — Поехали туда, к этому зданию! Если даже я знаю, что спать спокойно не смогу… Закончим с этим, а потом — куда угодно.

Я продолжал ехать прямо.

— Ты оглох? — Жанна вцепилась мне в руку.

— Нет. Не оглох. — Я повернулся к ней. — Просто приятно, что ты меня так крепко держишь… А поворачивать нет смысла. Нам прямо.

Дождь прекратился и, хотя здесь, наверху, продолжал дуть пронизывающий ветер, я вышел из бетонной коробки, в которой мы втроем сидели. Времени предостаточно, да я пока и не чувствовал ничьего приближения. Однако если меня чему и научила история с Хароном, так это тому, что простой человек может защититься от моего взгляда и воздействия. А Юля — не простой человек. Значит, надо подключать глаза.

Я добрался до края крыши, посмотрел вперед и вниз, на торговый центр, пестрящий яркими вывесками. Солнце скоро сядет, но тучи уже сейчас создают иллюзию сумерек.

Я повернулся. Точка оказалась не идеальной: отсюда видны все три выхода на крышу, но не вход в ту «коробку», где остались Маша и Элеонора. А терять их из виду нельзя.

Я подошел к коробке, подпрыгнул. Забавно, сам себя я поднять не могу. Ладно, сконцентрируюсь на обуви, на подошвах. Меня дернуло вверх. Я на миг потерял равновесие, но тут же «толкнул» себя в куртку. Получилось! Я могу идти по воздуху. Нелепый человеческий разум переполнился детским восторгом — таким, который не может быть полноценным без чьего-то восхищения со стороны. Успокойся, приказал я человеческой составляющей, восхищаться тобой вряд ли кто-то станет. Скорее, найдут способ обвинить в безнравственности и сжечь на костре.

Я представил Диму, как он говорит что-нибудь вроде: «Люди не просто так не умеют летать! Когда ты летаешь, ты поступаешь нечестно. Подумай о бедных птичках, которые будут падать на землю от удивления!» — ну или еще какую чушь в этом духе. Представил так ярко, что засмеялся.

— Ржет, сученыш, — проворчала Элеонора. Отсюда я мог слышать поверхностные мысли ее и Маши, в основном — то, что и так произносят вслух.

— Зачем ты осталась? — спросила Маша. Ее мысленный голос кривился от боли. — Я бы после такого…

— Своих не бросаю потому что. Чего ты возишься? Дай, я.

В машине Элеоноры обнаружилась чудодейственная мазь, которую она взяла с собой. Сейчас дамы, видимо, возились с повязкой.

— С каких это пор я для тебя — своя? — поинтересовалась Маша.

Я опустился на крышу коробки, покрутил головой. Тоже не самая удачная точка. Отсюда видны все три выхода, и я контролирую спутниц. Но если Юля появится из дальнего люка, то я не успею ее догнать. А воздействовать телекинетически на нее может не получиться — как с Хароном.

— С тех пор как узнала, каково это, когда тебе залезают тебе в голову, — ответила Элеонора.

Мне нужна помощь. Я спрыгнул и плавно опустился перед входом в коробку. Девушки, за неимением лучшего, расположились на полу, Машина нога — на коленях у Элеоноры. Мысль Маши я услышал до того, как она открыла рот: «Ты что, думаешь, все те глупости, которые я натворила, — из-за него?»

— Ты что, — проговорила Маша, — думаешь…

— Вежливое покашливание, — перебил я. — Чтобы не подумали, будто я подслушиваю.

Маша вздрогнула, мысли смешались — это хорошо. Элеонора покосилась на меня, движения стали резче. Это плохо… Хотя, если подключить логический аппарат, то не так плохо — я вызываю у нее сильные эмоции.

— Иди кашлять в другом месте, — огрызнулась она.

— Нам нужно взять под контроль три выхода на крышу. — Я притворился, что Элеонору не услышал. — Я могу их видеть — но только видеть. Перехватить Юлю не получится. Поэтому надо разделиться.

— Так не вопрос, разделяйся.

Я не смог скрыть замешательства. Благо, Элеонора на меня не смотрела.

— Извини, я…

— Разделяйся, говорю. Рвись пополам, натрое — как хочешь. С удовольствием посмотрю.

Элеонора наносила мазь на ногу Маши. Та морщилась, закусив губу.

— Маша! Речь о твоей дочери.

— Я понимаю. — Короткий взгляд, в котором, по сравнению с тем, которым одарила меня Элеонора, — океан нежности. — Сейчас, пара минут…

— Останься у ближайшего выхода, — сказал я, прежде чем уйти. — Тут самая широкая часть крыши, у тебя будет больше времени. К тому же, я успею добежать.

«Долететь», — вот что я хотел сказать.

— Буду там. — Я указал направление, но Эля и не глянула. Маша кивнула.

Бредя к дальнему выходу, загребая подошвами воду в скопившихся лужах, я думал. Вспоминал тот вечер, когда мы с Машей шли домой после Осеннего бала. Ее мысли, спутанные алкоголем, пережитым возбуждением и тихим отчаянием при виде Жанны рядом с Димой. Я коснулся ее сознания, хотел вырвать с корнем дурацкую ревность, законсервировать любовь до лучших времен, но из этой какофонии вырвалась яркая мысль: «А какая разница?»

Не было ни малейшего смысла в этой мысли, порожденной хаосом и бредом, но от нее потянулись нити ко мне, и я ощутил себя востребованным. Не я в тот момент манипулировал Машей, но она — мной, пусть бессознательно. Конечно, я чувствовал это и мог прекратить в любой момент, но мне не хватило воли, и я переложил ответственность на другого человека, того, у которого отобрал слишком многое — на Борю.

— Меня никто никогда не любил по-настоящему. — Я встал на краю крыши, посмотрел вниз. Почувствовал отголосок страха — Борис боялся высоты. Это мне на нее плевать. — Никто. Никогда. По-настоящему…

Я вспомнил Катю. Спустя столько лет ее любовь ко мне, наверное, можно считать настоящей. Но это лишь размыло грань между реальностью и иллюзией, а не превратило вторую в первую. Поэтому я так легко ушел от Кати…

— Если я сейчас прыгну — никто не заплачет. — Ветер унес мои слова и пару слезинок. — Я не могу мыслями оставить эту рыжую стерву, которая с радостью плюнет на мой труп. Я могу подчинить ее тело, ее разум, ее волю, могу заставить ее сыграть любую роль, с полной самоотдачей, но почему же сейчас мне этого мало?

И откровение пришло: вот зачем я ищу Юлю. Я надеюсь, что, когда объясню ей все, она сможет мной восхититься, сможет полюбить меня. Как отца и друга. Это стало главным, а не война, о которой я мечтал. Все было просто до тех пор, пока в работу разума не вмешались проклятые гормоны… Убить их?

Я мысленно потянулся к заветной «кнопке», которая уничтожит Бориса и позволит мне взять полный контроль над организмом. Я был близок. Стоя на краю крыши, я был готов совершить это полусамоубийство, но не успел.