Рэй Брэдбери - Полуночный танец дракона [litres]

– И что, никому тогда не удалось уплыть по морю?

– Ну что вы! Мель… Там, за оперным театром, есть железная дорога. Оттуда и уезжали. Последний поезд отходил уже ночью, и артисты пели прямо в вагоне. Помню, я долго бежал за поездом, махал пухленьким красоткам и сыпал им вслед конфетти… А когда последний вагон пропал между деревьями, лег на рельсы, приложил ухо и слушал стук колес, весь в соплях и слезах, как последний estupido… [36] Придурок, идиот ( исп. ). С тех пор по вечерам я частенько хожу туда – прикладываюсь к рельсам, закрываю глаза и слушаю. Послушаю – все тихо… Ну, и что еще старому дураку остается? Иду домой и напиваюсь. И каждый день твержу: manana, завтра… Завтра кто-нибудь приедет! Ну вот, вы и приехали.

– Сомнительная радость…

– Да нет, почему – самое оно! – Гомес выхватил из стопки старую пожелтевшую газету. – Отгадайте, какой это год?

– Тридцать второй? – улыбнулся Клейтон, кивнув на газету.

– Тридцать второй… Прекрасный год, самый лучший. Других для меня просто не существует… Самолеты не летают. Туристы не шастают. Военные корабли в гавань не заходят. Кто такой Гитлер, вообще никто понятия не имеет. Муссолини тоже никакой не злодей, а вполне себе ничего парень. Даже с Великой депрессией все в порядке – говорят, к Рождеству закончится. Лично господин Гувер обещал! [37] Герберт Кларк Гувер (1874–1964) – 31-й президент США с 1929-го по 1933 год. Я тут каждый день газеты читаю. Беру из стопки по одной штуке – и перечитываю. Тридцать второй год. А кто же мне запретит?

– Я уж точно не буду, сеньор Гомес.

– Предлагаю за это выпить.

Они выпили еще по стаканчику текилы, и Клейтон вытер салфеткой рот.

– А хотите, я расскажу вам, что происходит в мире сейчас?

– Это еще зачем? У меня же есть газеты. Каждый день – по газете. Через десять лет я доберусь до сорок второго года. Через шестнадцать – до сорок восьмого… правда, боюсь, к тому времени мне уже будет не так интересно. Друзья привозят мне сюда газеты два раза в год, а я просто складываю их стопками на барную стойку. Должен вам заметить, этот ваш господин Гувер под текилу так хорошо идет!

– Он что, еще жив? – улыбнулся Клейтон.

– Сегодня принял важное решение насчет импорта зарубежной продукции.

– Может, все-таки рассказать вам, что с ним было дальше?

– Ну вот еще – даже слышать об этом не хочу!

– Ладно, считайте, что я пошутил.

– Предлагаю за это выпить.

Они выпили еще по одной. Помолчали.

– Вас, наверное, удивляет, что я сюда приехал, – сказал наконец Клейтон.

Гомес пожал плечами.

– Мне-то что за дело…

– Просто мне нравятся пустынные места, где мало народа. В них можно по-настоящему прочувствовать жизнь – не то что в городе, где живут миллионы. Здесь все можно потрогать, взять в руки, посмотреть, как оно устроено, и никто не будет следить за тобой и говорить под руку…

– Как говорится, меньше народу – больше кислороду… – сказал Гомес. – А ну, пошли выйдем-ка на свежий воздух.

Не дожидаясь ответа, Гомес бодрым шагом вышел из бара – и уже через несколько секунд его мощная фигура возвышалась рядом с джипом. Заглянув внутрь, он увидел множество сумок и чехлов, коими было завалено все заднее сиденье.

– « Life»… – прочел он на наклейках.

И посмотрел на Клейтона.

– Что-то название больно знакомое. Даже я его знаю, хотя в город езжу только за провизией и по сторонам обычно не смотрю. И к брехне по радио в магазинах не прислушиваюсь… Постой-ка, кажется, это слово я встречал на обложках толстых журналов. Это ж урнал? «Life»?

Клейтон скромно кивнул.

Гомес с недовольным видом уставился на поблескивающие в машине черные штуковины.

– Фотоаппараты, значит…

Клейтон снова кивнул.

– А почему валяются открытыми? Ты что, возишь их вот так, без чехлов?

– Вытаскивал по дороге, чтобы поснимать виды, и не убрал обратно.

– Это какие ж такие виды? – нахмурился Гомес. – С чего бы это молодому парню ехать из благодатных краев, где есть все, туда, где нет ничего, nada [38] Ничто ( исп .). ( Прим. ред .) ? Неужто для того, чтобы снимать виды этого гигантского кладбища? Нет, дружок, сдается мне, что ты явился сюда не для этого…

– Почему вы так решили?

– А что это ты все время мнешься? Прямо минуты постоять спокойно не можешь. На небо зачем-то все время поглядываешь. За солнцем, что ли, следишь – так оно и без твоей помощи сядет… Может, у тебя тут свидание назначено? Вон фотоаппаратов навез, а сам еще ни одного кадра не сделал. Или виды моей текилы для тебя не годятся?

– Я… – начал Клейтон, но так и не успел ничего сказать.

Тут-то оно и началось.

Гомес сначала замер и прислушался, а потом рывком повернул голову в сторону гор.

– Что это?

Клейтон молчал.

– Ты слышишь?! – вскричал Гомес и бросился через площадь к небольшому строению, к которому была прислонена деревянная лестница.

Забравшись на нее, он хмуро уставился в сторону гор, прикрываясь рукой от солнца.

– Там же уже сто лет никто не ездит! Что молчишь?

Клейтон покраснел. Он не знал, что сказать.

Гомес на крыше все больше распалялся.

– Твои дружки небось? Да?

Клейтон поспешно покачал головой.

– А что же, недруги, что ли?

Клейтон согласно кивнул.

– Тоже с фотоаппаратами? Соперники?

– Да…

– Говори громче!

– Да! – крикнул Клейтон.

– Они что, сюда для того же самого едут, что и ты? Ты, правда, мне так и не сказал – для чего! – прокричал с крыши Гомес, неотрывно глядя в сторону гор и прислушиваясь к доносившемуся оттуда реву моторов.

– Я приехал раньше, чтобы их опередить, – сказал Клейтон. – Я…

В эту секунду раздался звук, как будто небо раскололось на две части, и в воздухе над Санто-Доминго появилась эскадрилья реактивных самолетов. А в следующую секунду они выплюнули из себя целую бурю белых бумажек, которые полетели на землю, кружась на ветру, как стая снежинок. Гомес тут же спустился вниз и принялся изо всех махать руками.

– Эй, вы, там! – бешено заорал он. – Какого черта!

Порхая, как белая голубка, одна из листовок приземлилась прямо ему в руки, но он с отвращением швырнул ее на землю, где уже и так было полно мусора. Клейтон бросил на Гомеса осторожный взгляд.

– Читай! – сказал он.

Но Клейтон все медлил.

– Там что-то на двух языках… – пробормотал он.

– Читай, я сказал! – рявкнул Гомес.

Клейтон поднял одну из листовок. Там было написано следующее:

«ВТОРОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

13 ИЮЛЯ СРАЗУ ПОСЛЕ ПОЛУДНЯ ГОРОД САНТО-ДОМИНГО БУДЕТ ПОДВЕРГНУТ ФОТОАТАКЕ С ВОЗДУХА! У НАС ЕСТЬ ПИСЬМЕННОЕ ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ОТ ПРАВИТЕЛЬСТВА, ЧТО ВСЕ НАСЕЛЕНИЕ ГОРОДА ЭВАКУИРОВАНО. ТАКИМ ОБРАЗОМ, РОВНО В 13.45 МЫ ПРИСТУПАЕМ К СЪЕМКАМ ФИЛЬМА «ПАНЧО!».

– Какая еще атака с воздуха? – ошарашенно пробормотал Гомес. – Какой Панчо? Какой, к черту, режиссер? Это что же, Калифорния, испаноязычный штат, осмелится бомбить Санто-Доминго? Нет уж! – Гомес порвал листовку сначала на половинки, а потом на четвертинки. – Никакой атаки не будет! Это вам заявляет сам Мануэль Ортиз Гонсалес Гомес! Еще посмотрим, кто кого!