Рэй Брэдбери - Полуночный танец дракона [litres]

Тогда он вернулся в дом, сел в кресло и принялся переживать.

Часы показывали три… Он посмотрел на свои бледные усохшие руки, которые беспомощно тряслись на коленях. Потом поднял взгляд и поймал в зеркале над каминной полкой свое отражение: оттуда на него глянул ходячий скелет, который, казалось, вот-вот исчезнет – стоит лишь хорошенько дунуть.

С улицы вновь послышался детский смех.

Старик выключил фонарь и теперь сидел в темноте. В конце концов, какое ему дело до этих чужих мальчишек? Играют и играют. Хотя, конечно, если по уму, три часа ночи – не слишком подходящее время для игр… Он зябко поежился.

И вдруг услышал, как в замке входной двери ворочается ключ! Старик тут же встал и пошел выяснять, кого это принесло среди ночи. Дверь открылась, и в дом вошел какой-то импозантный молодой мужчина. С ним была женщина, они держались за руки и бросали друг на друга недвусмысленные нежные взгляды. При виде этой картины старик пришел в негодование.

– Что вам нужно в моем доме?! – выкрикнул он.

– О господи, кто это?! – воскликнули в свою очередь молодые люди. – Что вы тут делаете – в нашем доме? А ну-ка, убирайтесь!

Мужчина схватил старика под локоть, бегло обыскал его на предмет украденных вещей и, вытолкав за дверь, тут же запер ее на ключ.

– Но это мой дом! – продолжал шуметь старик. – Вы не имеете права выгонять меня на улицу!

Некоторое время он колотил в дверь, потом отошел от входа и посмотрел наверх – на окна второго этажа. В них горел свет, и, между прочим, было тепло… Потом за шторами мелькнули тени – и свет погас. Пытаясь согреться, старик зашагал вниз по улице – и шел, пока она не кончилась. Тогда он двинулся обратно к дому. По дороге ему опять попались мальчишки, которые все так же кувыркались в листве – уже заиндевевшей от утреннего холода – и все так же не замечали его, как будто и не видели вовсе.

Старик остановился напротив дома: теперь свет в окнах то зажигался, то снова гас. То зажигался, то гас… От нечего делать он принялся, бормоча себе под нос, считать, сколько же раз свет выключится и включится опять.

Когда счет перевалил за несколько тысяч, к дому подбежал мальчик лет четырнадцати с футбольным мячом в руках. Открыл дверь, не отпирая ее ключом, и быстро зашел внутрь. Дверь снова закрылась.

А через полчаса, когда уже начало светать и откуда ни возьмись налетел порывистый ветер, возле дома притормозил автомобиль. Из него вышла какая-то полная женщина, которая вела за руку мальчика лет трех и прямо по мокрой от росы лужайке направилась к входной двери.

– Это вы, мистер Терл? – обратилась она к старику.

– Да, – машинально брякнул тот из темноты, хотя это была неправда.

На самом деле он никогда не был мистером Терлом. Мистер Терл жил на другом конце улицы… Но почему-то он решил, что другой ответ мог бы ее напугать.

В окнах дома снова начал туда-сюда мигать свет.

Дети все так же возились в листьях…

И вот в тот момент, когда свет мигнул приблизительно в тысячный раз, с другой стороны улицы принесло какого-то семнадцатилетнего юнца, отчаянно воняющего помадой и с ее же следами на щеках. Промчавшись мимо на бреющем полете, он едва не сбил старика с ног.

– Простите! – прокричал он на ходу, после чего, стремительно взбежав на крыльцо, скрылся за дверью.

Старик огляделся: теперь его окружали темные окна с мирно сопящими за ними обитателями, а сквозь кроны зимних деревьев тихо поблескивали звезды. Город спал.

– Но это же мой дом! – выкрикнул старик, обращаясь к резвящимся детям. – Почему в него постоянно заходят какие-то люди?!

А ветер срывал с голых деревьев последние остатки листвы…

Кажется, это было в 1923-м, свет в доме не горел. К входу подъехала машина, из нее вышла мама. За руку она вела трехлетнего мальчика – своего сына Уильяма, который смотрел на дом в серых утренних сумерках и думал о том, что мама ведет его домой. Когда они поравнялись с большим дубом, в ветвях которого шумел ветер, мама вдруг заговорила.

– Это вы, господин Терл? – спросила она, и Уильям увидел под деревом старика.

Старик сказал:

– Да.

Потом закрылась дверь.

А в 1934-м, летом, Уильям бежал домой по ночному городу, сжимая в руках футбольный мяч, и смотрел, как тротуар убегает у него из-под ног. Прямо возле дома, в темноте, он даже не разглядел, а просто почуял стоявшего у крыльца старика. Оба не произнесли ни слова – и уже в следующую секунду Уильям вбежал в дом…

А в 1937-м огромными антилопьими прыжками несся через улицу, весь пропахший губной помадой и еще чем-то юным и прекрасным, весь в мыслях о любви и о том, что, черт возьми, уже такая позднотища и его сейчас точно убьют… Едва не сбив с ног какого-то прохожего у крыльца, он выкрикнул «Простите!» и дернул входную дверь.

А вот это было уже в 1947 году: возле дома остановился автомобиль, в котором сидели Уильям в дорогом твидовом костюме и его молодая жена. Было уже очень поздно. Оба падали с ног от усталости, от обоих несло спиртными напитками, которые, судя по всему, предлагались в этот вечер в изобилии – и в том же объеме и употреблялись. Некоторое время парочка сидела, прислушиваясь к шуму ветра и собираясь с силами. Потом они все-таки вышли из машины и принялись копаться ключом в замке входной двери. Но едва они переступили порог своего дома, навстречу им из гостиной вышел какой-то незнакомый старик.

– Что вам нужно в моем доме?! – возмущенно прокричал он.

– О господи, кто это? – воскликнул Уильям. – Что вы тут делаете – в нашем доме? А ну-ка, убирайтесь!

После чего, недоумевая, почему же этот старик вызывает у него такие странные чувства – вплоть до тошноты и озноба, – Уильям обыскал его и, вытолкав из дома, запер на ключ дверь.

С улицы тут же послышались крики:

– Это мой дом! Вы не имеете права выгонять меня на улицу!

Но они легли спать и выключили свет.

Кажется, в 1928 году Уильям вместе с другой ребятней кувыркался в листьях на лужайке перед домом. Была уже глубокая ночь. Мальчишки караулили рассвет, чтобы не пропустить момент, когда к станции прямо по рельсам (которые утром бывают такого красивого голубого цвета) подъедет с пыхтением настоящий цирковой поезд… И это было так здорово – возиться, хохотать и устраивать потасовки в кучах сухих листьев, да еще ночью, – что, когда к ним подошел старик с фонариком в руках, они даже не обратили на него внимания.

– Что это вы тут устраиваете среди ночи у меня на газоне? – поинтересовался старик.

– А вы, вообще, кто? – вынырнув на секунду из-под куча-мала, спросил его Уильям.

Некоторое время старик стоял и молча смотрел на детей, которые продолжали самозабвенно возиться в листьях. А потом у него из рук вдруг выпал фонарик.