Рэй Брэдбери - Полуночный танец дракона [litres]

И старик поплелся обратно по направлению к своему таможенному складу.

Мне казалось, что я вижу его в тысяче километров отсюда – и он все по-прежнему сидит в сумраке, и рука со штемпелем то взлетает, то падает, то вверх, то вниз. А потом еще дальше – и там он все так же ставит и ставит печать на таможенные бланки, уже с закрытыми глазами, уже почти ослепнув, и все ставит, и ставит… Так я и шагал задом наперед, не отрывая взгляда от этой картины, пока не почувствовал, как к шее прикоснулось трепещущее крыло. Я повернулся, и супербабочка приняла меня на борт.

– Герман, идите в море! – крикнул я напоследок, но таможня уже исчезла из виду.

В одну секунду меня крутануло и выбросило в другом времени. Передо мной, впуская меня, открылась дверь большого дома, а когда она закрылась, я обнаружил, что напротив меня стоит какой-то плотный коренастый мужчина.

– Как вы сюда вошли? – спросил он.

– Спустился по печной трубе… Пролез под дверью. Простите, а кто вы?

– Граф Лев Толстой!

– Автор «Войны и мира»?

– А что, есть еще какой-нибудь? – возмущенно воскликнул он. – И все-таки, как вы сюда вошли, а главное – что вам здесь нужно?

– Я хочу помочь вам бежать отсюда!

– Бежать?!

– Да, бежать из дома. Здесь вы медленно сходите с ума. Потому что у вашей жены – бред ревности…

Граф Лев Толстой так и похолодел.

– Но откуда вы это…

– Прочитал в книгах.

– Каких еще книгах? Таких книг нет!

– Сейчас нет, но скоро они появятся! И их авторы будут утверждать, что ваша супруга предъявляла обвинения горничным, кухаркам, дочкам садовника, любовнице вашего счетовода, жене молочника и вашей племяннице!

– Прекратите! – вскричал граф Лев Толстой. – Я не желаю слушать этот вздор!

– Это неправда?

– Какая разница, правда это или нет – как вы вообще смеете об этом спрашивать!

– Но ведь ваша жена дошла уже до того, что грозится порвать все простыни, поджечь кровать, запереть вас на ключ и даже укоротить ваш modus operandi… [99] Modus operandi ( лат .) – фраза, которая обычно переводится как «образ действия» и используется в юриспруденции для описания способа совершения преступления.

– Правда, неправда… Виновен, невиновен… Ну, виновен, и что с того? Такая вот у меня жена! Что ж мне теперь? А кстати… что вы там советовали?

– Побег! Сбежать из дома.

– Так поступают только сопливые мальчишки…

– Ну и что?

– То есть вы предлагаете мне уподобиться малолетнему отроку? По-моему, надо быть вконец сумасшедшим, чтобы всерьез рассматривать такие предложения.

– Но это в любом случае лучше, чем быть мальчиком для битья… у маньячки.

– Говорите потише! – прошипел граф. – Она в соседней комнате!

– Ну, так идемте же скорей!

– Она спрятала мое белье!

– Ничего, постираетесь по дороге.

– По дороге куда?

– Да хоть куда-нибудь!

– И долго мне придется так прятаться?

– Пока ее не хватит кондрашка!

– Прекрасно! Но кто вы?

– Единственный человек на земле, который прочел роман «Война и мир» и запомнил имена всех персонажей! Хотите перечислю?

В этот момент кто-то начал ломиться в дальнюю дверь.

– Ваше счастье, что она заперта! – сказал я.

– А что мне взять с собой в дорогу?

– Зубную щетку! Быстро!

Я распахнул входную дверь. Граф Лев Толстой выглянул наружу.

– Там какая-то огромная бабочка из прозрачных листьев… – сказал он. – Что это?

– Спасение!

– Красивое, однако, спасение…

Теперь дверь сотрясалась так, как будто в нее ломилось стадо слонов.

– Вот ведь маньячка! – воскликнул граф.

– Ну что, надели свои… туфли для бега?

– Да у меня…

– Бегите!

Он бросился к машине, и она укрыла его внутри.

В этот момент дверь библиотеки распахнулась, и я увидел красное, как перекаленная сковородка, лицо разгневанной фурии.

– Где он?! – выкрикнула она.

– Кто? – спросил я. И тут же исчез.

Не знаю, то ли это я материализовался перед Билли Барлоу, то ли он материализовался передо мной? Но каким-то образом моя машина внедрилась на свое место в библиотеке, где как раз сидел Билли и бегло пролистывал произведения Толстого, Мелвилла и Папаши.

– Два поражения и одна победа! – сообщил я.

Захлопнув Мелвилла и закрыв Папашу, Билли улыбнулся Толстому.

– Я все-таки уговорил графа сбежать от мадам, – сказал я.

– Ну и как, она не перевоплотилась после этого в Анну Каренину?

– В смысле не бросилась ли она под поезд? Да нет…

– Какая жалость… Ну, и куда ты теперь? Может, смотаешься в Белый дом апреля 1865-го и выкрадешь у Мэри Тодд Линкольн билеты в театр? [100] Имеется в виду 14 апреля 1865 года, когда спустя пять дней после окончания Гражданской войны Авраам Линкольн был застрелен на спектакле в театре Форда, где он был вместе со своей женой Мэри Тодд.

– Чтобы она мне выцарапала глаза? Нет уж. Отдать швартовы!

И уже через секунду золотистые крылья окунулись в облако брызг мраморного фонтана возле отеля «Plaza». В то время как его струи мирно били в ночное летнее небо, внутри, едва не по пояс в воде, разгуливали красивый мужчина в смокинге и не менее эффектная женщина в серебристом вечернем платье. Они то и дело падали, хохотали, что-то выкрикивали и поднимали вверх бокалы с мартини…

– Эй! – окликнул их я. – Зельда! Скотти! На выход! Ваше время истекло!

– Ну, и что ты можешь сказать в свое оправдание?

Он оторвал от уха трубку, которую только что поднял, посмотрел на нее и снова поднес к уху.

– Ты знаешь, сколько сейчас времени? – спросил он.

– У тебя что, нет часов?

– Есть, на тумбочке возле кровати.

– Сейчас шесть тридцать пять.

– О господи… И ты звонишь мне в такую рань, чтобы спросить, что я могу сказать в свое оправдание? Я еще и проснуться-то толком не успел.

– Свари себе кофе. Отель-то хоть ничего?

– Знаешь, в шесть тридцать пять мне как-то все равно, какой у меня отель. И вообще, я не люблю отели. Уже три ночи не могу здесь нормально уснуть…

– Думаешь, я тут хорошо сплю?

– Послушай, – сказал он, – я только что поднялся с постели, дай мне хотя бы надеть очки, взглянуть на часы, а потом уже продолжим, а?

– Что продолжим?

– Ты спросила, что я могу сказать, – и я готов сказать.

– Ну, так говори.

– Не по телефону же. И вообще, вот так, в двух словах, я не умею. Это займет какое-то время. Полчаса… Ну, или хотя бы минут пятнадцать… Хорошо, десять.

– Пять, – сказала она и повесила трубку.

В десять минут девятого она разлила кофе по чашкам, проследила, чтобы он взял свою, и приняла позу ожидания, глядя в потолок и скрестив на груди руки.

– Пять минут уже прошло, а мы успели только разлить кофе, – сказал он.

Она молча посмотрела на часы.