Кори Доктороу - Выход [электронное издание АСТ] [litres]

– В точку. У нас был бы мир, полностью принадлежащий животным, и мы бы ощущали его через датчики, которые идеально симулировали бы всякие атмосферные и прочие явления, но при этом мы бы не топтали драгоценные корни.

– Можно что-то предложить?

– Пожалуйста.

– Когда ты будешь реализовывать свои идеи, не упоминай Лысенко. Строить совершенный мир путем воплощения ошибочных мечтаний сумасшедшего ученого, прирученного одним из величайших монстров истории…

– И что?

– Просто предложение.

– Дело не в Лысенко и не в Сталине. Дело в ангелах, как проявлениях лучших сторон нашей природы. Мы знаем, что должны делать, но не можем заставить себя это делать, потому что та наша часть, которая видит картину в целом, не может убедить другую часть, которая сидит на месте водителя. Все дело в том, чтобы иметь возможность выбирать, а затем строго придерживаться своего выбора.

– Что, если кто-то другой все за тебя выберет?

– Если кто-то другой получит возможность управлять твоими ползунками и кнопочками? Катастрофа. Переворот и уход под воду. Ужас, не имеющий никаких исторических параллелей. Лучше сделать все, чтобы такого гарантированно не происходило.

– Думаю, что ты планировала этот спор, Сита. Устроила засаду.

– Не засаду, – ответила та, – просто рынок идей. Мы движемся куда-то, а там происходит некий процесс брожения, надуваются пузыри. Мы часть этого. Мне хочется, чтобы все к этому подготовились и свели безумную трусость к минимуму.

Лимпопо вспомнила споры с Джимми о том, как мир вскоре изменится и как ей нужно быть к этому готовой, и как он сделает ее главной, если только она его поддержит. Это была настолько явная манипуляция, что у нее даже не возникло никаких соблазнов. Именно этим же занималась и Сита? Если да, то почему она сейчас не гордилась собой?

– Еще один вопрос.

– Да сколько угодно, Лимпопо.

– Всего один. Потом я хочу вернуться к созерцанию природы.

– Давай, задавай.

– Почему у нас есть разные уровни исполнительного контроля над нашим сознанием? Почему мы не можем эволюционировать, чтобы закрыть фольгой эти лучшие стороны нашей природы?

– Потому что эволюция не является контролируемым процессом. Она не оптимизирована. Мы вплоть до чердака набиты всем тем, что наши предки считали полезным, даже если перестали этим пользоваться тысячелетия назад. Если это не приводит к сокращению количества твоего потомства, это уже содержится в геноме. Невозможность контролировать свои рациональные приоритеты бесспорно увеличивает количество детей, которых ты можешь воспроизвести.

Лимпопо засмеялась назло себе и несмотря на то, что Сита уже использовала этот аргумент раньше:

– Все эти вещи на чердаке являются полезными? Именно поэтому сами чердаки не были вытеснены эволюцией. Наличие статистически нормального распределения по каждой нашей наследственной особенности, включая возможность иметь собственное мнение и придерживаться его, означает, что мы – вид, способный справляться с различными трудностями. С геномной точки зрения мы – инструмент на любой случай.

– Можно мне тебя прервать?

– Конечно.

– Это совершенно не новый аргумент. Есть целый контингент, исповедующий нейромногообразие, который ненавидит мои идеи с ползунками и хочет сохранить неспособность «иметь свое мнение и придерживаться его» на случай появления в будущем некоего гипотетического перекрестка, на котором нашему виду придет конец, поэтому нам нужно все спасать прямо сейчас. Я говорю, что ты должна контролировать свою иррациональность. Я бы свою отключила. Другие люди могут все решить сами за себя. Так как невозможность видеть причину и является тем перекрестком, на котором придет конец нашему виду, и мы уже дошли до этого перекрестка. Если мы не выясним, как отказаться от удовольствия сегодня, чтобы выжить завтра, как победить заблуждение солипсиста, что ты являешься особенной снежинкой…

– Ладно, ладно, я знаю, куда это ведет.

– Я знаю, что ты знаешь.

Они прошли через руины, мимо огромных машин, укрытых снежными одеялами, мимо ненадежных груд обломков, по которым можно было взобраться как по лестнице на самую крышу, мимо странно сохранившихся реликтов, включая Станцию управления с поблекшими, покрытыми ламинатом знаками и инструкциями по безопасности, расклеенными вокруг отсутствующего смотрового окна.

– Если все придет к тому, что уровень исполнительного контроля, который мы получим для симов, даст плохие результаты, мы просто его отключим. В этом вся суть исполнительного контроля: определение того, что ты будешь делать.

– Как насчет экзистенциального кризиса?

– Что?

– Ласка сказала мне, что Бес постоянно самоубивалась…

– Рушилась.

– Неизлечимо сходила с ума. Пока вы не поняли, как ограничить ее теми версиями самой себя, у которых не было экзистенциальных кризисов.

– Да… – в голосе Ситы слышалось настороженное опасение. И Лимпопо почувствовала слабость.

– Невозможно симулировать кого-то, если только не передвинуть ползунок, ответственный за схождение с ума от одной мысли о том, что ты являешься симуляцией, вниз до упора.

– Да… – с еще большей настороженностью.

– Что произойдет, если вы откажетесь от тел, выгрузите свои сознания, и получится, что человечество не может выжить без того, что заставляет нас испытывать ужас от потери наших тел?

– Это какое-то извращение.

– Вовсе нет. Нетрудно оценивать антипатию к хирургическому удалению тела как способность к выживанию. Что, если ты создаешь предпосылки для массового самоубийства человечества?

– Все, что ты говоришь, является чисто гипотетическим. Есть конкретный риск: мы уже находимся в самой гуще массового самоубийства человечества. Если выйдет, что отключение нашего экзистенционального страха приведет к утрате нами надежды и самостоятельному отключению, то мы займемся этой проблемой после ее возникновения. Лимпопо, давай будем серьезными.

Возражения были настолько обрывочными, настолько отличными от того, что она слышала до этого, что Лимпопо поняла, что коснулась чего-то очень важного и личного для Ситы. Это было приятным чувством. Когда люди становились такими, невозможно было их ни в чем убедить. Она хотела бы найти способ снять беспокойство Ситы: такой ползунок, который можно было бы перевести в среднее положение, так чтобы Сита могла справляться со своим беспокойством, не сходя с ума. Сита тоже хотела, чтобы у нее была такая возможность.

– Привет, Джейкоб, – сказала Натали. Она никогда его раньше так не называла, но сказать папа уже не поворачивался язык. Ее отец взялся за ножку ее кровати, когда замки двери за его спиной с лязгом захлопнулись.