Ян Валетов - Чужие сны

Кира закрыла глаза и сжала веки изо всех сил.

Ты не сошла с ума, сказала она себе. Все в порядке. Это сон. Всего лишь сон! Ты плохо спала с момента, как Попрыгун ушел в оверджамп. Ничего удивительного — травма, потрясение, переутомление. Надо уснуть и проснуться, и тогда я вернусь домой. Галлюцинации обязательно проходят!

— Карина, может, вам борщика налить?

Тот же женский голос. Наверное, хозяйка. Вот она появилась в дверях — невысокая, чуть полноватая женщина средних лет, похожая на кубанскую казачку.

Наверное, Кира должна была бы потерять дар речи — обнаружить себя в незнакомом месте, в компании незнакомых людей БЕЗ ПРЫЖКА, — но сказалась привычка вываливаться из джампа в чужом месте и не в своем теле.

Кира бросила беглый взгляд на свои (или не свои?) кисти, на ладони, оглаживающие раскормленного здешнего котяру. Это были ее руки. Ее форма кисти, пальцев, ее кожа. Ее шрам на тыльной стороне ладони — белое тонкое полукружье диаметром сантиметра полтора, напоминание о том, что чинить диван она не умеет. Или этот шрам был выше? Или на другой руке? Нет, все-таки на левой. Но не так низко…

Вспомнить точно у нее не получилось. Боль помнилась, кровь на платке, которым она прижала рану, помнилась. А там ли жало отвертки прорвало кожу?

Какая ерунда!

Я — это я, подумала Кира, борясь с желанием сжать виски ладонями и заорать. Я не понимаю, что со мной. Я не понимаю, где я. Но это я. Надо взять себя в руки. Если я и сошла с ума, то ничего уже не изменить. Мне все равно предстоит разобраться, в какой из реальностей я нахожусь.

Женщина, стоящая в дверях, смотрела на Киру вопросительно, ожидая решения гостьи. Держать паузу дальше было невозможно.

— Не стоит, — ответила Давыдова, изображая на лице улыбку. — Не хочу первого.

Неизвестно откуда, но Кира точно знала, что борщ здесь пробовать не стоит. Как зовут хозяйку — не знала, а вот то, что готовит она не очень, было известно достоверно.

— Ну, тогда варенички с картошкой и котлетки… — хозяйка утвердила гастрономическую программу вечера. — А пить что будете?

— Водку!

Это сказал мужчина — щуплый очкарик неопределенного возраста, появившийся из-за спины женщины.

— Под такую закуску надо пить только водку, Зиночка! Хорошую! Польскую! А вареники здесь называют пирогами! И они у нас сегодня с мясом и с картошкой!

В руках он держал запотевшую бутылку и, увидев, что Давыдова смотрит на него, широко улыбнулся.

Зиночка, отметила про себя Давыдова. Уже легче. Теперь у меня уравнение с одним неизвестным.

— Значит, будем пить водку! — резюмировала она, вставая.

И вдруг поняла, что колено, которое должно болеть, почему-то не болит. Вернее, она чувствовала его, но боли от заживающей травмы не было — просто засидела ногу, бывает. А как не засидеть, если на нее взобрался такой вот пушистый бегемот? На миг в груди похолодело, но отражение, которое мелькнуло в стекле серванта, заставило ее вздохнуть с облегчением. Несомненно, это была она — Кира Давыдова, 42 года, не замужем, сотрудник Центра, зам. начальника отдела «Сегмент», джампер-марафонец, 97 прыжков. Ее лицо, ее фигура — чуть широковатые плечи, длинные ноги, метр семьдесят при 63 килограммах веса. Только вот прическа была иной, и это здорово меняло лицо. Кира носила короткую стрижку под мальчика, с высоко бритым затылком и задорно торчащей челкой. Это диктовалось не модой — удобством. Давыдова была на войне, а на войне не место изыскам. Впрочем, Данил находил такую прическу очень сексуальной: ему нравилась линия ее шеи. Сама Кира чувствовала, что этот «ежик» делает ее моложе лет на пять-шесть, а это совсем не лишнее, когда рядом любовник, который моложе на все десять.

Женщина же, отразившаяся в стеклянном чреве серванта, стриглась под каре — такие прически носили в семидесятые годы прошлого века — пышная шапка волос делала ее старше и женственнее. Только из-под чужой русой челки, прикрывавшей лоб, на Давыдову смотрели ее собственные глаза: серые, с желтыми искорками, немного испуганные, но жесткие. Кира всегда так реагировала на внешнюю опасность — становилась решительнее, тверже и безжалостнее. Там, где другие могли «поплыть» от испуга, Давыдова лишь собиралась в кулак.

Сейчас рвать и крушить было нечего. Надо было разобраться, что с ней происходит. А вдруг это сон? (Она незаметно ущипнула себя за живот изо всех сил и едва не зашипела от боли!) Нет… Последствия прыжков? Возможно. Никто не знает, как перестраивается организм джампера после сотни переходов. Но кто эти люди? Зина и этот мужчина? Откуда они? Почему они называют ее Карой? И что она здесь делает?

Стол был накрыт на кухне — немаленькой, а если брать по масштабам Сантауна, так просто огромной. Здания Сантауна проектировались из соображений энергосбережения и минимальных затрат на поддержание оптимальных для выживания температур. Зачем топить помещение в полсотни метров площадью, когда все необходимое можно уместить на восьми?

Здесь об энергосбережении никто не думал. По кухне-столовой можно было конем гулять — за столом легко бы поместилось человек десять-двенадцать, за оком было привычно темно, а само окно… о, ужас! Само окно было приоткрыто на проветривание! Кира едва не метнулась к нему через всю комнату, чтобы захлопнуть, не дав выйти живительному теплу, пока на замке не выпал плотный иней и не превратил закрытие фрамуги в опасный и неприятный аттракцион.

Спокойно, сказала Давыдова сама себе. Никакой опасности. Я — Карина. Это — Зина. А это…

— Миша, усади Карину слева, от окна дует, а она с юга…

Ничего ж себе юг, подумала Кира, вспоминая секущий, словно осколки стекла, ветер, снежные заносы и ползущий через них сноумобиль. Я, наверное, галлюцинирую. Сплю в вездеходе, там жарко и я провалилась в сон. Все это мне снится, а Вязин меня не будит, потому что ехать долго, и он хочет дать мне поспать. Он хороший парень, этот Вязин. Немного нудный, но хороший. Ничего, я проснусь. Я всегда просыпаюсь, когда мы переваливаем через пандус Центра…

Миша (теперь Давыдова знала имена обоих хозяев) помог ей сесть и тут же налил из замерзшей бутылки в небольшую рюмку из красивого стекла. Кира видела такие только на видео, но помнила название — хрусталь. И еще она помнила фамилию этой супружеской пары — Курочкины. Сердце снова затрепыхалось в груди — она не могла этого знать! Но знала…

Город за окном — Варшава. В ее мире он брошен людьми 17 лет назад. Сейчас там −50 летом и почти –90 зимой. Если кто-то и выжил подо льдом, то об этом ничего не известно. Здесь же в Варшаве живут. Вон сколько огней за стеклами. А это Миша и Зина Курочкины. Их с Денисом друзья. Ах, да… Она замужем. Здесь она замужем. Муж — Денис Давыдов, известный писатель. Он уехал домой, к их сыну, в Киев.