Ян Валетов - Чужие сны

Давыдов посмотрел на свои голые коленки, ощутил сырой ветер с Сены, обдувающий его едва прикрытые ягодицы, и почувствовал настоящий страх. Не перед смертью — джампер и безумие, джампер и смерть — это привычные сочетания. Это был страх перед неизвестным, непонятным, необъяснимым, которое в черно-белых представлениях Кирилла, привыкшего мерить свою жизнь войной, не должно было существовать. Но существовало, черт побери! Существовало!

Давыдов собрал волю в кулак, мысленно сжал дрожащий у горла желудок и сосредоточился на чувстве опасности, накрывшее его липкой неприятной волной, едва он завидел бездомного, ковыляющего к ним через дождь.

Правильный клошар. Тут таких хоть пруд пруди, за каждым углом… Но бродяга, идущий к полицейскому вертолету…

— Мне он не нравится, Дывыд, — тихонько произнес Мамочка, поднимая ствол. — Что-то не то…

— Мне тоже… — выдохнул Кирилл. — Китаец, а ну-ка…

Клошар был в тридцати метрах от них. Китаец шагнул вперед, бродяга споткнулся, припал к земле. Мимо уха Давыдова что-то просвистело, а потом по барабанным перепонкам ударил звук выстрела.

Откуда-то сбоку вылетел Лоскуток сшиб Давыдова с ног, закрывая спиной от следующей пули, придавил к мостовой.

Затарахтел автомат Мамочки, но тут же захлебнулся, и он согнулся, держась за плечо.

— Отпусти, идиот… — просипел задавленный Давыдов.

Ни целиться, ни стрелять в таком положении Кирилл не мог. Он отпихнул Лоскутка, и тот, безвольно завалившись на бок, скатился на асфальт, не издав ни единого стона.

Давыдов, сбивая колени, бросился к товарищу.

— Я в порядке, — выдохнул Лоскуток, и оскалился кровавым ртом. — Херня, Давыд, чуток зацепило.

Но зацепило не чуток — мундир на его груди набухал кровью.

— Лоскуток ранен! — крикнул Кирилл, баюкая Толика на руках.

Плотный, словно брандспойтная струя, воздушный поток прижал их к мокрому асфальту.

Гул вращающейся вхолостую вертолетной турбины перешел в надсадное уханье, Кирилл оглянулся.

Трюк с клошаром был отвлекающим маневром — за их спинами взлетал полицейский геликоптер, на который они так рассчитывали. Свист винтов перешел в басовитое гудение, поток воздуха гнал плотную дождевую пыль. Давыдов поднял взгляд и увидел того, кто пробрался за рычаги управления.

Красивая холеная женщина лет сорока, но взгляд…

Давыдов не мог ошибиться: это была она — девушка на роликах с набережной Дуная, едва не вышибившая ему мозги!

Краем глаза Кирилл увидел, как Мамсочка пробует поднять автомат одной рукой, но первый же выстрел отбросил его кисть в сторону — возраст тела подвел, старческие мышцы не удержали оружие. Рявкнул пистолет Китайца, но выпущенная им пуля срикошетила от стекла кабины и с визгом ушла в ночь.

Вертолет завис над ними, опустил нос… Винт превратился в мутную плоскость, в огромную дисковую пилу. Инстинкт Давыдова сработал раньше, чем он успел принять решение. У его нынешнего тела не было мышечной памяти, но сложение у жрицы любви было крепкое, и Лоскутку с этим подфартило. Кирилл забросил полубесчувственного Толика на плечо — позвоночник носителя хрустнул, но выдержал — и припустил прочь, шлепая босыми ступнями по ноябрьским лужам. Он не чувствовал холода, от ревущего за спиной смертоносного диска ему даже стало жарко.

Мамочка, задыхаясь, бежал справа, Китаец топотал у Кирилла за спиной, стреляя по кабине наудачу, но сегодня госпожа фортуна была не на их стороне. Вертолет гнал их на стеклянную стену пирамиды, как пес гонит перед собой отбившихся от отары овец.

— Стреляй! — рявкнул Китаец сзади. — Мамочка, стреляй!

Кирилл попробовал крикнуть, но из горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.

Мамочка выстрелил — раз, другой третий! Он целил в стеклянные входные двери, и попал, стекло лопнуло от ударов свинца, на доли секунды задумалось а потом обрушилось вниз сверкающим потоком осколков. Они вбежали вовнутрь пирамиды. Давыдов чувствовал, как куски битого стекла впиваются ему в ступни, но в крови кипел адреналин и боли не было. Вниз, вниз, по винтовой лестнице! Поравнявшись с ним, Китаец рванул Лоскутка с Кириллова плеча и забросил себе на спину. Давыдов едва не потерял равновесие, но удержался на ногах.

За их спинами с грохотом обрушились тонны стекла, заскрежетали металлические конструкции — геликоптер проломил боковую грань пирамиды.

Разлетевшиеся вдребезги лопасти хлестнули по хромированному ограждению, но они уже были ниже уровня земли и первый виток лестницы прикрыл их от обломков.

— Быстрее, быстрее! — голос Китайца прорвал звон стеклянной Ниагары, в которую превратились сотни квадратных метров сверкающих граней пирамиды, летящих вниз.

По ноздрям ударило едким запахом топлива, и Кирилл понял, что будет через доли секунды. Он увидел падающие обломки вертолета — кабина была пуста — сломанное хвостовое оперение, вывернутые посадочные лыжи…

Он успел сбить с ног Мамочку и схватить пробегающего мимо Китайца за рукав. Все трое упали посереди пролета, обломки геликоптера пролетели мимо них, и жаркое жгучее пламя ударило снизу клубящимся столбом, вырвалось в небо и превратилось в багровый гриб взрыва, поднявшийся над Парижем.

Кира с трудом поднялась на ноги. Она стояла по колено в ледяной воде фонтана. Прямо перед ней виднелась развороченная пирамида, из чрева которой валил черный тяжелый дым. Треснувшие во время падения ребра мешали Кире дышать, ободранное бедро жгло огнем. Но она была жива. Жива. И она выполнила задание.

Еще одна связь была оборвана, и ее мир стал на шаг ближе к спасению.

Земля ударила ее по пяткам. Вода, в которой она все еще стояла, взлетела вверх, словно в фильме о полетах в невесомости. Кира пошатнулась, упала на одно колено, попыталась подняться, но… По фасаду Лувра пробежала зигзагообразная трещина. Вода рухнула вниз вместе с кусками карнизов и снова взлетела вверх. На этот раз Кира не устояла, ее поволокло по плитке, и она инстинктивно свернулась в шар, словно испуганный броненосец, прикрывая голову от удара. Мимо нее спиной вперед пролетела Котлетка, дым превратился в черные облака в небе, готовые пролиться дождем. Или снегом…

Париж исчез.

Исчезли запахи, звуки и цвет. Мир стал черно-белым, как выцветшая старая фотография в альбоме, и Кира всей грудью вдохнула воздух своей Параллели.

Денис ненавидел ранние утренние звонки. Они всегда приносили неприятности. Ну почти всегда. Можно было биться об заклад: если телефон начинает жужжать и прыгать по прикроватной тумбе во внеурочное время, то случилось что-то не то. Или позвонил кто-то не тот.