Ян Валетов - Чужие сны

Давыдов развел руками:

— Как видишь.

— Больше похож на алкоголика, — заметила она.

— Это часто одно и то же, — сообщил Денис, выуживая из вазочки несколько кэшью. — Но я пока до такого не допился. Как там Карина?

— Нормально, — Кира тоже сделала глоток. — Отходит после того, как ты ее накачал таблетками.

— И как ты… — он замялся, — туда попала?

— Джамп, — сказала Кира. — Технология перемещения матрицы личности между параллельными пространствами.

— Ну вот, — Давыдов улыбнулся во весь рот. — И все сразу стало понятным. Как только ты сказала «джамп», в истории исчезли белые пятна. Ну почти исчезли…

Кира посмотрела на Давыдова с интересом:

— Ты всегда такой?

— Какой? А… понял. Да, всегда такой.

— Я ей сочувствую.

— Она привыкла. Говорит, ей нравится.

Кира с сомнением покачала головой:

— Я не знаю, как тебе все объяснить. Джамп — это сложно. Теория струн — тоже.

Денис еще отхлебнул и прислушался к чему-то внутри.

— Тут Кирилл говорит, — сообщил он чуть погодя, — что надо начать сначала. Технологию я не пойму, но суть ухвачу правильно. В теориях мне разбираться не надо.

Давыдов усмехнулся:

— Судя по тому, что я уже сутки считаю его внутренним голосом, этот парень неплохо меня знает. Я быстро ухватываю суть.

— Горячее будете? — спросил возникший из ниоткуда официант. — Кухня до двадцати трех.

— Если ты хоть немного похожа на мою Кару, то любишь мясо, — Давыдов поднял бровь. — Да?

Кира кивнула.

— С кровью?

Она улыбнулась так, что вопрос отпал сам собой.

— Два стейка с кровью, — заказал Давыдов. — Бутылку красного аргентинского и еще по шоту.

Он посмотрел Кире в глаза:

— Когда Карина проснется, она будет довольна.

— Меня, как я понимаю, никто не спрашивает, — обиделся Кирилл.

— Я думаю, что против ты не будешь.

Он допил виски и отодвинул стакан в сторону:

— Итак?

— Представь себе планету, на которой среднегодовая температура вот уже тридцать лет падает на градус в год…

— Или, — продолжил Кирилл с той же интонацией, — планету, где тридцать лет среднегодовая температура растет на градус.

— А давайте не хором, — взмолился Денис. — Я так заикой стану! Я понимаю, что в твоем мире, Кира, чертовски холодно?

— Мой мир умирает от холода.

— А твой мир, Кирилл…

— Мой сгорает.

— И почему вы решили убить меня?

Кира вздохнула:

— Молодой человек! — позвала она.

Официант возник рядом, как чертик из коробочки.

— Ваши стейки будут готовы через пять минут!

— Дайте-ка нам несколько листов бумаги и ручку, — попросила Кира.

Давыдов страдальчески сморщился.

— Без этого не обойтись, — сочувственно сказал Кирилл. — Но ты все поймешь.

И он действительно понял.

— И ты доволен? — спросил Люциус, иронично подняв рыжую бровь. — Ты все еще считаешь, что демиург все исправит?

— Гм… — Дэмиен оторвал глаза от экрана, в центре которого горел камин и сидели друг напротив друга за небольшим столом два человека — мужчина и женщина. — Что-то не припомню, чтобы хоть один созданный нами деформатор заходил так далеко. А ты?

Люциус хмыкнул:

— То есть шанс проверить, можно ли порвать струны и развести Параллели, мы уже потеряли?

— Не я придумал касание…

— Он? — Люциус кивнул на экран.

— Сомневаюсь. Есть законы природы, друг мой. Они сильнее, чем наши с тобой желания и умения. И значат значительно больше, чем наш опыт. Касание миров — закон природы…

— А твой демиург?

— Почему мой? — искренне удивился Дэмиен. — Он не мой. Он тоже явление природы, просто несколько другой природы.

— Ты избегаешь слова «божественной»?

— Ну Люциус! Разве мы с тобой можем абстрактно рассуждать о понятии «бог»?

Дэмиен включил-выключил свою улыбку, похожую на болезненную гримасу.

— Для кого-то мы с тобой тоже боги. Но мы-то знаем, что это не так! Мы — просто нечеловеческие существа.

— И в то же время мы то, из чего выросли люди, — сказал Люциус. — Забавно, да?

Дэмиен некоторое время подумал, глядя на голограмму перед собой.

— Пожалуй. Между нами много общего, возможно, даже больше, чем между детьми и родителями. Но мы чужие, Люциус. Мы слишком стары, чтобы быть ими. Понимаешь, особого выбора нет — или лекарство сработает, или не сработает. Это Касание заканчивается смертью трех миров из бесконечного множества. Жаль, но для нас с тобой это просто вопрос перемены места жительства. Другие пейзажи, другая еда, другие напитки, другие женщины. А вот для них — нет! Для них это конец! Так что в моей попытке использовать для спасения цивилизации демиурга из местных, я не вижу ничего дурного.

— Ты никогда не верил в сказки.

— Демиурги были, — сказал Дэмиен твердо. — Они создали наш мир — и исчезли. Но они всегда возвращаются в нужный момент.

Люциус тяжело вздохнул:

— И это говоришь мне ты? Извечный?

Рот-ящик распахнулся и захлопнулся:

— Мы сами придумали себе прозвище, Люциус. Вначале все равно был демиург. Все началось с них.

— И на них и закончится?

Дэмиен покачал головой:

— Не знаю. Тот редкий случай, когда я не знаю. И мне интересно.

Ночь получилась веселая.

Часов с восьми вечера клиент шел косяком, причем все поездки случились дальние, на хорошую сумму. Уже к полуночи Луис заработал больше 400 долларов — не предел мечтаний, но вполне достойная сумма. Можно ехать домой, если ты не хочешь заработать втрое больше — потому что таким везением не разбрасываются.

Луис остался на работе и не пожалел.

К утру в копилке уже было больше тысячи, и несмотря на тяжелую голову и боль в спине Луис чувствовал себя довольным. Клубы, аэропорты, шоу… Субботняя ночь — чудесное время, чтобы срубить несколько сотен баксов. Кто-то гуляет, а кому-то — доход!

К четырем часам утра он проголодался и заехал к Сэмми — таких чудесных тако во всем Нью-Йорке не найти! — перекусил, выпил обжигающий крепкий кофе с перцем и корицей в соседней забегаловке и поехал добивать ночь до конца.

К восьми небо стало серым, Луиса начало клонить в сон и он решил, что текущий заказ станет последним.

Клиенты работали на государство.

Луис влет просекал таких, он сам некоторое время пахал на дядю Сэма, и не ошибался. Клиенты сели в машину возле здания ООН и назвали адрес в районе Бэттэри Парка — идеальный вариант для усталого таксиста.

Женщина лет сорока, белая, красивая, ухоженная, но с покрасневшими от бессонницы глазами, и мужик лет пятидесяти пяти — крепкий, седой, лобастый, с акцентом в речи — Луис не понял, с каким, но явно нездешним. Оба одеты не для вечеринок, у мужика явно военная выправка.