Ян Валетов - Чужие сны

Если бы Александр Александрович не успел открыть рот, то оглох бы наверняка — по барабанным перепонкам ударило молотом, Крутов застонал, зажимая уши ладонями. Дверца лимузина захлопнулась, но президент успел заметить, как водопадом льются по фасаду ближнего здания уцелевшие после первого удара стекла.

А потом лимузин быстро покатился прочь задним ходом и, наверное, выскочил бы обратно на Красную площадь, но заградительные тумбы в Спасских воротах уже выехали из брусчатки и надежно перекрыли проем.

Водитель затормозил и снова рванул, на этот раз вперед, в глубь Кремля. Джипы сопровождения взяли «майбах» в клещи, прикрывая от летящих камней и обломков.

Крутову стало страшно, как никогда в жизни.

Последние 30 лет жизни он никого и ничего не боялся. Люди — мелочь, шевельни мизинцем — и нет человека. Другие государства? Зачем бояться, если никто никому ничего не сделает? Есть банка, где ворочаются два-три крупных монстра, десяток поменьше и еще сотня мелочи, мнение которых не учитывается. Репутация? Ну кого еще в современном мире волнует репутация? Ты полагаешь кого-то врагом? Сомни, сломай, сожри… Потом придумаешь, как выйти в белом!

Но сейчас Александр Александрович боялся. Перед ним был враг, с которым ничего нельзя было сделать. Вернее, никакого врага не было. Было оловянное небо, молнии и земля, уходящая из-под ног. Стихия, которой никто не управляет. Неизвестно откуда взявшаяся сила, которой плевать на границы, президентские полномочия, союзы и противоречия. Каток, который давит в крошку все, что попадается на пути.

Справа от лимузина земля вздыбилась, и один из джипов взлетел в воздух почти вертикально, словно стартовавшая ракета. Остальные машины не сбросили скорость, а подброшенный вверх «субурбан» врубился в центральный купол Архангельского собора, как артиллеристский снаряд, проделав в нем уродливую квадратную дыру. Но случившееся уже не могло повредить церкви — огромное сооружение сползало по склону провала, ведущего в никуда.

Дорога накренилась, машины с трудом удерживались на покрытии. Стена Кремля, выходящая на Москву-реку нависала над ними слева. Крутов, покрываясь холодным потом, почувствовал, как «майбах» соскальзывает с асфальта.

И в этот момент что-то вырвалось из-под земли. Оно было огромным, каменным, шершавым… Воронка исчезла. «Майбах» и его сопровождение уже на падали — они взлетали в воздух, цепляясь колесами за грань колоссальной пирамиды, вспоровшей центр Москвы, словно лезвие, пронзившее тело насквозь.

У Крутова перехватило дух.

Прижатый лицом к заднему стеклу лимузина, он видел город с высоты птичьего полета. Город, залитый алюминиевым светом ветвистых молний, напоминающий муравейник в наводнение, был нереально красив.

«Майбах» забуксовал и заскользил вниз, к подножию огромной пирамиды, на верхушку которой его забросило несколько секунд назад. Крутов рванулся к дверце, распахнул ее и вывалился наружу, цепляясь ногтями за шершавый камень. Его неудержимо несло вниз. Каменные плиты были горячими, как огонь. Крутов ударился раз, другой, услышал, как звонко лопнула от столкновения с камнем ключица.

Мимо него пролетел искореженный «субурбан». Огромный джип кружился, словно смятый лист на ветру. Раскрывшаяся дверца хлестнула президента, как тюлень ластой, и Крутов перестал бояться, потому что мертвым уже не страшно…

Съемка с вертолета давала возможность увидеть масштабы катастрофы в полном размере.

— Это же… — сказал Давыдов.

Карина кивнула:

— Пирамида Хеопса.

Давыдов смотрел на экран телевизора и отказывался верить своим глазам.

Он не мог ошибиться. Карина не могла ошибиться. В мире не было второй пирамиды Хеопса. А та, что была, торчала посреди египетских песков в тысячах километрах от Киева. А эта возвышалась над Москвой вместо Кремля, огромная, как гора. Совершенно сюрреалистическое зрелище.

Этого не могло быть. По определению не могло. По законам физики не могло.

— В нашем мире, — поправил Давыдова внутренний голос. — В нашем мире не могло, Денис.

Давыдов повернулся к жене.

К своей Валькирии, слизывающей кровь с разбитых костяшек на левой руке.

— Кто ты? — спросил Давыдов спокойно. — Ты ведь не Карина?

Карина покачала головой:

— Нет. Но она тоже здесь и слышит тебя.

Денис потряс головой. Он чувствовал себя боксером, пропустившим серию ударов в голову. Во всяком случае, соображал он как после нокаута.

— Я… — промямлил он. — Я не…

— А что тут понимать, — сказал внутренний голос: — ты тоже сейчас не один.

— Меня зовут Кира, — сказала Карина.

— А меня — Кирилл, — сказал внутренний голос в голове Давыдова. — И по-моему, нам четверым пора познакомиться.

— Чудесно, — сказал Денис. — Тут хотя бы тепло…

В зале этого небольшого заведения на Подоле было уютно, кормили тут вкусно и не так уж дорого, если по столичным меркам.

В углу в настоящем камине горели настоящие дрова. Развешанные по стенам телевизоры работали без звука, и посетителей былосовсем немного.

Идеальное место для того, чтобы разобраться во всех тех несуразицах, что произошли за последние дни.

Кира хмыкнула, не скрывая иронии:

— Серьезно? Замерз? Ты просто не знаешь, что такое холодно.

— Ну так ты расскажешь.

— А я расскажу, что такое жарко, — воспрянул от дремы Кирилл. Его голос прозвучал в голове Дениса настолько ясно и неожиданно, что тот невольно вздрогнул. — Можешь ей передать. И вообще, нам надо договориться, как общаться.

— Я готов отдать тебе бразды правления, — сообщил Денис, усаживаясь. — Я, если честно, совсем ничего не понимаю.

— Это ты мне? — спросила Кира садясь напротив него.

Денис покачал головой.

Официант положил перед ними меню, оценил потрепанную физиономию Давыдова, разбитые кулаки Киры и осторожно отошел на безопасное расстояние. На всякий случай.

— С чего начнем? — осведомился Давыдов, раскрывая меню. — Предлагаю выпить.

Кира посмотрела на него понимающе и кивнула.

— Выбери что-нибудь сам. Много незнакомых названий.

— А давай виски! Самый ходовой! Ирландский! Джемисон! — предложил Денис. — Только по чуть-чуть, чтобы не накидаться.

— Давай.

Официант осторожно приблизился, выслушал и через минуту принес заказанное — два шота без льда.

— А закусить? — спросил он осторожно.

— Позовем, — пообещал Давыдов и с наслаждением сделал первый глоток.

— Понимаешь, я не пьянею сегодня, — пояснил он. — Пью, что твой конь, но не пьянею. Странное что-то. В жизни столько не пил… У меня похмелье такое, что пить не захочешь!

— Так ты — писатель, — Кира не спрашивала, а утверждала.