Татьяна Буглак - Параллельщики [litres]

– Лаки, погоди, – обернулась я к парню. – Наша контора – она ведь как раз в таком старинном доме, и Фо говорила, что его выбрали не случайно. Да и ребята, помню, у меня как раз с историческими справочниками работали. Из-за этой гипотезы?

– Ага. – Он доел свою порцию рассыпчатого чак-чака. – Гузель, ты великолепно готовишь! А здание под контору как раз с таким расчетом и выбрали – у нас там давно датчики стоят, но результатов не было: мы тогда не знали, как все фиксировать, да и за чем следить-то, не имели понятия. Теперь знаем.

– Это не я готовила, – вздохнула Гузелка. – Это бабушка Азамата, она мамина соседка, просила вам передать. Я чак-чак не умею делать, да и меда у нас нет.

– Ладно, – кивнула я. – С первым результатом немного понятно. Но с ним же тогда связаны и все эти глюки во время сдвига?

– Отчасти, – кивнул уже Рамиль Наильевич, устав от болтовни своих подчиненных и желая все поскорее объяснить и идти работать дальше. – Результаты, если не вдаваться в подробности, такие: люди своей кратковременной памятью об окружающем пространстве сохраняют это пространство, гармонизируя фон вокруг себя, но в то же время при очень сильном нервном потрясении или при развитом образном мышлении могут вызвать более или менее устойчивые материализации своих видений – обычно каких-то запомнившихся зданий, а то и снов, хотя в последнем случае более правильно говорить не о материализации, а о своеобразных миражах, как тот случай с вашей огромной луной, которая, как тут мне недавно сообщили, была частым сюжетом в снах одного увлекавшегося астрономией шизофреника. Особенно сильно влияние на пространство проявляется именно у параллельщиков, но вот такая устойчивая материализация произошла впервые, и во многом из-за сложившегося влияния сразу четырех установок. А второй результат – простите, я вынужден говорить очень кратко, обед уже закончился, – второй результат касается как фона пространства, так и вас, Ната. У вас пока фон вашего родного мира плюс сохранившаяся память и очень яркое образное восприятие. При сочетании некоторых условий, к примеру, в первые минуты установления блокады и образования возмущений фона – эдакого диссонанса, если продолжить вашу, Лаки, аналогию, – вы своим сильным фоном и при четком мысленном представлении своего мира можете временно гармонизировать фон, что позволит вам вернуться в ваш мир. Точнее, вы гармонизируете все таким образом, что снова войдете в резонанс со своим миром, а не с нашим. Наши миры, видимо, разделены именно частотами, как разделены ими световые и радиоволны. Надеюсь, вы помните физику?

– Смутно. – Я встала собрать посуду и поймала на себе ехидный взгляд Лаки: он отлично помнил свои попытки объяснить мне технические и научные вопросы. – Видимо, для меня физика более недостижима, чем переход между мирами. Но этот результат означает, что и остальные, недавно появившиеся здесь параллельщики смогут вернуться к себе?

– Нет, – с сожалением возразил молчавший до сих пор Виталий. – Они не помнят прошлого, а тут важны одновременно и фон, и то воздействие, которое оказывает на него мозг человека. Так что никому из параллельщиков домой не вернуться, к сожалению, да и к счастью тоже. Их воспоминания полностью стерты слишком резким переходом и вызванным диссонансом пространства воздействием на мозг. У вас переход был не таким резким, но об этом мы пока мало что знаем. Ученого-то до сих пор не нашли. Ладно, пора за работу. Ты наверх?

– Да. – Я кивнула. – Пора браться за опись мезонина, может, там что интересное найду.

Новогодние праздники начались для нас раньше обычного: пятнадцатого декабря смущенный Азамат передал нам приказ бабушки – в воскресенье явиться к ней в гости. При этом был использован древний как мир прием семейного шантажиста: «Я уже старая, кто знает, сколько проживу, хочу всех твоих друзей увидеть и детишек тех, параллельщиков, да и причина для гостей серьезная – праздник у нас». Под праздником подразумевался день рождения пророка Мухаммеда – бабушка Азамата была правоверной мусульманкой. Всем пришлось подчиниться диктату старшего поколения, да и не возражал никто. В воскресенье, семнадцатого декабря, все мы явились в гости. На пороге обычной трехкомнатной квартиры нас встретила коренастая пожилая женщина с короткими, полуседыми-полурыжими, крашенными хной волосами. Доброжелательно улыбнувшись тем, кого уже знала, оглядела нас четверых цепким взглядом немного выцветших голубых глаз и снова улыбнулась: – Иса́нмесез [16] Иса́нмезез – «здравствуйте» по-татарски. (Примеч. автора.) ! Проходите к столу! Меня аби́ Майсе́ зовите, никаких отчеств! Давай, оны́к [17] Оны́к – «внук», «внучка» по-татарски. (Примеч. автора.) , повешу. – Она забрала у совсем оробевшей Маши курточку, подтолкнула девушку к двери в комнату: – Аби – это «бабушка» по-татарски. А ты чего стоишь? Славка, так? Иди, подругу свою на самое лучшее место сажай. Вы у меня сегодня – почетные гости. На столе была смесь привычных и совсем незнакомых нам блюд: плов и традиционные для нас соленья и маринады соседствовали с татарской выпечкой. – Откуда ты мясо-то на плов нашла? – удивился даже Азамат. – Три месяца, как весь город консервами питается. – Не твое дело – мои секреты узнавать. Ешь давай, и вы ешьте. – Она проследила, чтобы все положили себе ароматного плова с зубчиками пропаренного чеснока – тоже редкость в блокадном городе, – придвинула к Маше и Славке тарелочку с маринованным виноградом: – Родня по осени прислала, еще до блокады. Ешьте, ребята, ешьте, а то ты, онык, совсем худенькая.

Когда мы перепробовали уже все – после консервов такое изобилие буквально сводило с ума, и мысли «куда это впихнуть» не возникали, – аби Майсе выдала каждому по тонкому ломтику мяса, показавшегося мне сначала бастармой [18] Бастарма́ (пастарма, бастурма) – традиционное блюдо тюркских народов, вяленая в пряностях говяжья вырезка. Не путать с похожим блюдом румынских и молдавских евреев – постромой. (Примеч. автора.) . Но нет, это была вяленая в пряностях конина, нежная и ароматная.

– Держите. С лета берегла, а вы точно такого не ели никогда. Или ты, онык, не будешь? Православные ведь конину нечистой считают?

– Буду. – Маша взяла полупрозрачный темный ломтик. – Я не верю в бога.

– А я вот верю. – Аби Майсе задумчиво взглянула на нас. – Я, старая, вот что поняла: Бог один, только дороги к нему разные: у нас, мусульман, одна, у вас другая. Молитвы верующему помогают, но вера не в молитвах и обрядах, а в душе, и делиться на правых и неправых нельзя. Ну, поели? А теперь давайте рассказывайте, чем занимаетесь, как живете? Ты, Ната, о мире своем расскажи.