Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

– Прокатимся?

– Страшновато, – сказал я.

Кэролайн кивнула и с минуту разглядывала горный склон.

– Ага, немножко, но Скаут не испугался бы.

– Что верно, то верно, – согласился я. Моему сыну понравилось бы, ясное дело. Скаут остался бы в диком восторге, даже если бы кто-нибудь упаковал его в картонную коробку и спихнул с обрыва. – Может, прогуляемся малость, осмотримся вокруг?

Они открылись всего полчаса назад, но парковка уже была заполнена на две трети, а у кассовой будки и подъемников выстроились длинные очереди детей и взрослых. Подъемников было два: длинный с трехместными креслами (под названием «Колорадский Суперподъемник» или что-то вроде) вел к ресторану «Виста-хаус» на высоте 11 600 футов, а который покороче, с двухместными креслами, обслуживал летнюю бобслейную трассу – он тянулся на милю без малого по более крутому участку склона. Начала трассы я не видел за деревьями. Мы уже слышали скрежет тормозов и визги ездоков на последних виражах извилистого бетонного желоба. На длинном обзорном подъемнике почти никого не было, пустые кресла медленно плыли над склоном, похожим в ярком утреннем свете на вздыбленное поле для гольфа.

– Пойдем на большой, – предложил я. – С него вид потрясающий.

– Ой нет, я хочу на бобслей . – Вообще, моя дочь хныкала гораздо реже любого из шестилетних детей, мне известных, но сейчас говорила почти хнычущим голосом.

– Ладно, давай посмотрим, почем билеты.

Мы встали в очередь к кассе. Несмотря на яркое горное солнце, воздух был прохладным, вдобавок поддувал легкий ветерок. Мы с Кэролайн были в джинсах и свитерах, но большинство народа дрожало и ухмылялось в шортах и футболках, словно говоря: «Бог ты мой, на дворе август, еще лето и мы в отпуске ». Над Пиком 8 начинали собираться облака. Билеты стоили четыре доллара для взрослого и два пятьдесят для Кэролайн. Полгода назад, когда ей было пять, она прокатилась бы бесплатно.

Я снова взглянул на трассу. Вниз по крутому склону тянулись два извилистых бетонных желоба, огороженные с обеих сторон шаткой жердевой оградой, похожей на бурую зигзагообразную молнию. Начала трассы я не видел, но видел и слышал ездоков, которые мчались на разноцветных роликовых санях по последней трети трассы, на виражах высоко взлетая на стенки желобов. Почти все визжали.

– Ну же, пап?

– Извиняюсь, задумался, – сказал я, сообразив, что задерживаю очередь.

Женщина за стеклом посмотрела на мою десятидолларовую бумажку и сказала:

– Если вы собираетесь прокатиться больше одного раза, выгоднее купить пятиразовый билет.

– Нет, нам два разовых.

– Две поездки для вас за шесть долларов и две за четыре для девочки обойдутся дешевле.

– Два разовых билета, – повторил я более резко, чем намеревался.

– Это нужно носить вот так, – сказала Кэролайн, надевая на шею эластичный шнурок билета, когда мы двинулись к подъемнику.

Мне шнурок был мал и врезался в шею, как удавка палача. Очередь к подъемнику оказалась короче, чем я ожидал.

«Прери Мидленд» занималась страхованием повышенных рисков. Наши клиенты платили больше по самым разным причинам: негативная история автотранспортного средства или кредитная история, уголовное прошлое, зарегистрированные ранее случаи вождения в нетрезвом состоянии и прочая и прочая. В этой стране застраховаться может любой, были бы деньги. Водитель, в пьяном виде протаранивший школьный автобус и угробивший двадцать семь душ, уже на следующий день может получить страховку в «Прери Мидленд» или любой из двадцати компаний и фирмочек вроде нас. Автомобиль – залог процветания этой страны. Мы не вправе позволить потребителю сидеть дома.

В первое время после моего перехода из «Стейт Фарм» в «Прери Мидленд», если я ехал куда-нибудь с Кей и видел алкаша, тихо-мирно блюющего в канаву, или бомжиху, беседующую с небом, я частенько с гордостью говорил: «Вот один из наших страхователей. Не иначе направляется на собрание „Менсы“».

Я не собирался идти в страховой бизнес. В школе я хотел стать комедийным актером, типа стендап-комика. Я заслушивался пластинками раннего Билла Косби и Джонатана Винтерса. Косби тогда был уморительный. В то время он еще не сменил свой ребячески легкий юмор на ребячески глупые ужимки, кривляния и самодовольство, которые теперь я вижу каждый раз, когда натыкаюсь на него в ящике.

Джонатан Винтерс был даже лучше, настоящий сумасшедший гений. Иногда мой брат Рик отказывался принимать участие в какой-нибудь дурацкой затее, мной придуманной, – ну там спрыгнуть на велосипедах с пятнадцатифутовой высоты или, скажем, забраться на эстакаду Хендлманн и дождаться, когда четырехчасовой южного направления с пронзительным гудком промчится по дуге верхней эстакады, – и тогда я говорил, точно копируя интонации Джонатана Винтерса: «О’кей, сенатор, возвращайтесь в машину, если наклали в штаны. Я сам уделаю Аса».

В колледже я расхотел становиться комиком, но стать еще кем-нибудь так и не захотел. Я брал курсы гуманитарных наук, участвовал в антивоенных акциях протеста и тратил уйму времени на попытки потрахаться. Во Вьетнаме я изредка задумывался о том, чем стану заниматься по возвращении к нормальной жизни, но о работе страхового оценщика и близко не помышлял. Там меня тоже постоянно одолевали мысли о трахе.

Однажды я осознал, что за все шесть месяцев и двенадцать дней моего сокращенного пребывания в недавно почившей (туда ей и дорога) Республике Южный Вьетнам, я ни разу не удалялся более чем на семь миль от места своей первой высадки на авиабазе Тан-Сон-Нхут в пригороде Сайгона. По выражению моих однополчан, действительно совершавших боевые вылазки в джунгли и ходивших под пулями, я был ШК – Штабной Крысой. Тогда меня это не задевало. Да и сейчас не задевает, хотя порой я задумываюсь на сей счет.

Вообще-то, довольно странно, что я никогда не предполагал заняться автомобильным страхованием, – ведь мой отец много лет проработал в этой области. Одно из моих самых ранних воспоминаний о наших с ним совместных поездках – воспоминание о дне, когда он взял меня с собой на очередной выезд для оценки страхового ущерба (дело происходило в близком пригороде Чикаго, сразу за полосой заповедного леса, но тогда мне казалось – в совершенно дикой местности) и я играл в одной из разбитых машин, пока отец оценивал повреждения другой.

Помню, я сидел на переднем пассажирском сиденье и листал детскую книжку с картинками, поднятую с пола. «Бемби». Помню, на странице с рисунком, где маленький Бемби знакомится с Цветочком, еще не высохло какое-то бурое пятно, и она слегка коробилась. В лобовом стекле прямо передо мной зияло круглое отверстие размером с голову четырех-пятилетнего ребенка, каким я был тогда.