Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

Тогда я объяснил Кэролайн, для чего нужны тормозные карманы, и мы высматривали другие такие же весь час пути до горнолыжного курортного городка. «Страшенный какой, – сказала она, глядя на один из засыпанных гравием аварийных тупиков с крутым подъемом. – А машины часто теряют управление?» Три месяца назад, в мае, Кэролайн стукнуло шесть, но она значительно опережала свой возраст как по словарному запасу, так и по уровню тревоги, которую у нее вызывал окружающий мир, полный острых углов. Если верить Кей и остальным, я немало поспособствовал развитию у нее этой тревожности.

– Нет, – солгал я. – Очень редко.

В августе Брекенридж не самое интересное место, куда я мог бы отправиться со своей дочерью, с которой не виделся несколько месяцев. Хотя этот маленький горнолыжный городок более «настоящий», чем Вейл или Аспен, кроме пары-другой роскошных магазинов и одного «Вендиса» (с интерьером под викторианскую старину, но с пригодным для детей меню), летом там особых развлечений нет. Я планировал в пятницу ночью остановиться в кемпинге, но после трех месяцев засушливой жары, стоявшей в Колорадо, этот уик-энд выдался холодным и ветреным, с проливными дождями. Я снял нам двухкомнатный номер с кухней-гостиной в коттедже под горой, и вечером мы уселись смотреть «Войну миров» Джорджа Пала по крохотному телевизору.

Позже ночью, когда под шум дождевой воды в водостоках я укладывал Кэролайн спать на кушетку в гостиной, мне невольно бросилось в глаза, насколько она стала похожа на Кей. За пять месяцев, прошедших с их переезда обратно в Денвер, Кэролайн похудела, в чертах ее лица, утратившего детскую пухлость, уже угадывалась материнская тонкокостность, а подстриженные каштановые волосы у нее сейчас были лишь немногим длиннее, чем у Кей в лето нашего знакомства, когда я вернулся из Вьетнама и врезался на мотоцикле в грузовик «Пепси». В темных глазах Кэролайн отражался такой же тонкий и ранимый ум, как у Кей, и она подкладывала ладонь под щеку в точности как мать.

Страшная трагедия разлуки со своими маленькими детьми, даже недолгой, состоит в том, что за время вашего отсутствия они становятся совсем другими людьми. Может, это верно для любого возраста. Не знаю.

– Пап, а мы пойдем завтра на летний бобслей?

– Конечно, малыш. Если погода улучшится.

Зря я прихватил в вестибюле буклеты. Все бы ничего, не научись Кэролайн читать еще в четыре года. Вот она и прочитала во всех пяти буклетах из серии «чем-заняться-в-Брекенридже» красочное описание трассы летнего бобслея. Сказать, что я совершенно не горел желанием спускать Кэролайн с горы, – значит ничего не сказать.

– А фильм про марсиан глупый, правда, пап?

– Безусловно.

– Я имею в виду, если у них хватило ума построить космические корабли, они же должны были и про микробов все знать, правда ведь?

– Разумеется.

Я как-то никогда не задумывался об этом. Фильм «Война миров» был первым в моей жизни немультяшным фильмом – мне было пять, когда он вышел на экраны в пятьдесят третьем году, – и всю дорогу из «Риальто» я испуганно цеплялся за руку старшего брата. «Ты видел проволоки, на которых болтались эти дурацкие марсианские машины?» – спросил Рик, пытаясь рассеять мои страхи, но я только щурился под серым чикагским снегопадом и еще крепче сжимал его руку в варежке. Много месяцев после этого я спал со включенным ночником и всякий раз, глядя на ночное небо с нашего четвертого этажа, ожидал увидеть там зловещие огненные хвосты марсианских цилиндров. Спустя год, когда мы перебрались в маленький городок в тридцати милях от Пеории, я утешился мыслью, что марсиане сначала нападут на большие города и у нас, сельских жителей, еще останется время, чтобы покончить жизнь самоубийством, прежде чем они направят на нас свои тепловые лучи. Позже, когда мои страхи переключились с марсиан на ядерную войну, я успокаивал себя примерно такими же рассуждениями.

– Спокойной ночи, папа, – сказала Кэролайн, подкладывая ладошку под щеку.

– Спокойной ночи, малыш.

Я ушел в другую комнату, оставив дверь полуоткрытой, и попытался почитать последний сборник рассказов Раймонда Карвера. Немного погодя я отложил книгу и стал слушать дождь.

Отец Кей никогда мне особо не нравился – всю жизнь до самой пенсии он проработал инженером-строителем и до сих пор видел все в черно-белом цвете, – но он немало удивил меня, когда навестил в клинике, где я лечился от алкоголизма и оклемывался от нервного срыва, случившегося со мной сразу после нашего с Кей расставания.

– Кей говорит, ты каждое утро прикатывал, чтоб проводить Кэролайн до школы, и поджидал ее после уроков, – сказал старик. – Уж не собирался ли ты ее похитить?

Я улыбнулся и покачал головой:

– Вы же сами все понимаете, Калвин. Я просто хотел убедиться, что с ней все в порядке.

Он кивнул:

– И ты чуть не набросился с кулаками на женщину, которая приглядывала за Кэролайн в отсутствие Кей.

Я пожал плечами, чувствуя себя страшно неловко в больничном халате и пижаме:

– Она возила Кэролайн и остальных детей непристегнутыми.

Он внимательно посмотрел на меня:

– Чего ты боишься, Бобби?

– Энтропии, – ответил я, не задумываясь.

Калвин слегка нахмурился и потер щеки:

– Я изрядно подзабыл школьную физику, но помнится мне, энтропия – просто энергия, которую нельзя преобразовать в полезную работу.

– Да, – кивнул я, удивляясь странному повороту разговора. – А также это мера хаотичности. И стопроцентная вероятность того, что все, что можно испортить, будет испорчено. Это движущая сила, стоящая за законом Мерфи.

– Бруклинский мост, – сказал он.

– Что?

– Если тебя пугает энтропия, Бобби, подумай про Бруклинский мост.

Я помотал головой. Голова раскалывалась. Трезвость оказалась совсем не такой замечательной штукой, как о ней говорили.

– Джон Реблинг с сыном спроектировали мост с огромным запасом прочности, – сказал Калвин. – Он строился в тысяча восемьсот семидесятых, для транспортного потока в десять раз меньше нынешнего, и был закончен задолго до того, как по нему проехал первый автомобиль, но все предельные нагрузки, все допуски при проектных расчетах увеличивались в пять-десять раз – и посмотри на него сегодня. Несколько лет назад мост обследовала экспертная комиссия и пришла к выводу, что он нуждается единственно в покраске.

– Здорово, – сказал я тогда. – Если ты мост.

Но после выписки из клиники я отправился в Нью-Йорк. По легенде, я собирался обсудить с руководством «Центуриона» – головной компании фирмы «Прери Мидленд» – вопрос о моем переводе обратно в Денвер, но на самом деле я поехал поглазеть на Бруклинский мост. Я задавался вопросом, не увеличил ли я в пять, десять или больше раз предельно допустимые нагрузки в жизни Кей, тем самым превратив в кирпич и железо то, что должно было расти и цвести под солнцем.