Дэн Симмонс - Сироты вечности [сборник litres]

Из Екклезиаста (1: 4–5, 1: 9, 1: 11):

Из материалов Первой Всемирной конференции ООН против расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и сопутствующей им нетерпимости:

Итбах аль-Ягуд! Бей евреев!

За тридцать дней до финального факса постлюди закатили шикарный прием на Нью-Йоркском архипелаге. Многие из девяти тысяч ста четырнадцати людей старого образца присутствовали на нем. Большинство просто факсировало, но некоторые прибывали на прозрачных биодирижаблях, которые причаливали к шпилю Эмпайр-стейт-билдинг, и на огромных спрутомобилях. Около пятисот за недостатком воображения явились на усовершенствованных Ку-2, и очень немногие – на персонально запрограммированных соньерах.

Пинхас и Петра факсировали на второй вечер пятидневного празднества. Они надеялись встретить там Сейви, но ближнесетевой маяк не мигал, и физический поиск на архипелаге не принес результатов. Сейви отсутствовала и сохраняла невидимость. Пинхас и Петра были разочарованы, но все-таки уделили несколько часов светским увеселениям.

Архипелаг весь сиял огнями. Помимо Эмпайр-стейт-билдинг и других освещенных исторических башен, выступающих из темных вод, над елями и обсаженными папоротником каналами висели гроздья световых шаров, светились Ку-2 на стоянке у Крайслер-билдинг, светились по-медузьи дирижабли и стоящие под водой субмарины, и праздничные ракеты взрывались почти непрерывно, порождая в воздухе цветошумовые волны. Высоко над фейерверком переливались всеми цветами спектра (и красками за пределами спектра) оба кольца, экваториальное и полярное, внося свой вклад в первый из предфинальных праздников.

– Классные поминки, – сказал Пинхас.

Петра стиснула ему локоть:

– Перестань. Ты обещал.

Он кивнул и попросил выпить у пробегавшего мимо сервитора. Они обошли смотровую площадку Эмпайр-стейт-билдинг, уступая дорогу пассажирам дирижаблей, спускавшимся по витой чугунной лестнице с причальной платформы. Атмосфера казалась бы вполне непринужденной, если бы не обязательные войниксы, стоящие там и сям, как безглазые скарабеи из ржавого железа и закопченной кожи.

Пинхас вылил одному на панцирь немного жидкости из своего стакана.

– Ты что, пьян? – спросила Петра.

– Хотелось бы. – Пинхас стукнул кулаком по яйцевидному корпусу в полуметре над собой. Тот глухо загудел. – Жаль, что у этих сволочей гляделок нет.

– Зачем тебе?

– Я бы ткнул туда пальцем. – Пинхас щелкнул по хитину, снова вызвав глухое эхо.

Войникс, как все войниксы, не обратил на него никакого внимания.

Постчеловек, известная им как Мойра, подплыла к ним через толпу – в официальном золотом облачении, с короткими седыми волосами, плотно прилегающими к изящной голове.

– Дорогие мои, ведь правда, вы чудесно проводите время?

– Чудесно, – сказала Петра.

– О да, – подтвердил Пинхас и далеко не впервые за свои двести с лишним лет задал себе вопрос, почему все постики – женского пола.

– Вот и прекрасно, – мелодично засмеялась Мойра. – Скоро будет выступать Дагони, иллюзионист. Кажется, он заставит исчезнуть Ку-два – в очередной раз. – Новый каскад мелодичного смеха.

Петра, улыбаясь, пригубила вино со льдом:

– Мы ищем нашу подругу, Сейви.

Мойра немного помедлила, и Пинхас засомневался, помнит ли она, кто они такие. За два с лишним столетия они встречались десятки раз – так он, по крайней мере, полагал, опираясь на теорию, что в облике Мойры повторяется один и тот же постик, – но она всегда обращалась к ним не иначе как «мои дорогие», подкрепляя этим параноидальную идею, что для постиков все «старомодные» на одно лицо.

– Сейви? Историк культуры? – сказала Мойра, разом покончив с паранойей. – Она, разумеется, получила приглашение, но подтверждение нам не приходило. Я помню, что она очень близкий твой друг, Петра, и твой тоже, Пинхас. Когда она прибудет, я непременно скажу ей, что вы здесь.

Пинхас, кивнув, допил свой стакан. Он и забыл, с какой легкостью читают эти конструкты по его красивому, но отнюдь не утонченному гомосапиенскому лицу. Тут никакой телепатии не надо.

– В самом деле не надо. – Мойра снова засмеялась, тронула его за руку, потрепала Петру по щеке, отогнала сервитора, тащившего поднос с горячим, и уплыла.

– Ее нет здесь, – сказал Пинхас.

Петра, глядя на свою ладонь, кивнула:

– Ни маяка, ни точки связи, ни факсового следа, ни сообщений в ближней и дальней сети. Я знаю, она любит уединяться, но все-таки начинаю беспокоиться.

– Может быть, она совершила финальный факс загодя. Ладно, ладно, – вскинул руку Пинхас в ответ на выразительный взгляд Петры. – Это не смешно, знаю.

– Правильно, не смешно. – Петра взяла у него стакан и поставила на перила смотровой площадки; там же, на перилах, в нескольких ярдах от них, стоял кто-то, готовясь прыгнуть с тарзанки в черную воду тридцатью этажами ниже. Петра повернулась спиной к зрителям, ведущим обратный отсчет. – Пойдем лучше поищем ее.

Пинхас взял ее за руку, и они отфаксировали.

Сейви снова приснились люди, тянущие нарты.

Она ворочалась в своей ледяной пещере с голубой подсветкой, защищенная от замерзания точечными нагревателями и толстой теплоизоляцией спальника, и видела во сне ледники, нагие утесы, пеммикан; видела, как люди с покрытыми копотью лицами, одетые в шерсть и брезент, налегают на ременные постромки, таща немыслимо тяжелые нарты по высокому антарктическому плато.

Сейви снилась записная книжка Уилсона и вылепленные ветром заструги. Снились ночевка на норвежской стоянке, потрепанный флаг и заметаемая снегом лыжня, идущая на юг, к полюсу, до которого оставалось всего несколько миль. Снились Оутс, Эванс, Бауэрс и Скотт, затерянные в снегу и блеске отраженного от льдов солнца. Она подозревала, что видит все это глазами Эдуарда Уилсона. Ни лица, ни фигуры самого Уилсона она, во всяком случае, не видела никогда, хотя страницы его дневника и записных книжек мучили ее постоянно.

Проснувшись, Сейви лежала неподвижно. Она чувствовала, как стучит ее сердце. Тишину нарушало только легкое потрескивание ее ледяного ковчега, плывущего на север вместе с течением.

Перед отплытием из дома неделю назад она долго изучала инфракрасные спутниковые снимки и наконец выбрала этот айсберг за размер, прочность и подходящий маршрут: он уже оторвался от ледяного поля, бесконечно кружащего среди шуги Барьера в южной части моря Росса. Айсберг насчитывал в длину около ста ярдов, судя по верхней его трети, выступающей над темным морем, был стабилен и глубоко уходил под воду. На его поверхности имелись гладкие места. Успешно посадив в темноте на одном из них свой соньер, Сейви выгрузила технику и провизию, заказанные на п-кольце или добытые самостоятельно на старой станции Мак-Мердо.