Стивен Эриксон - Радость, словно нож у сердца [litres]

Каспер услышал, как женщина рядом с ним негромко вздохнула. И в этот самый миг влюбился в нее окончательно.

Руфь Мойен сидела в своей маленькой квартирке, новой – она сняла ее совсем неподалеку от Старого Города. Она смотрела, она слушала, и из глаз ее сплошным потоком лились слезы. Она даже не понимала, почему плачет. Не понимала, отчего сжимается сердце, откуда одна за другой накатывают горестные волны.

Река печали у нее внутри оказалась огромной. Она чувствовала, как сознание скользит над ее поверхностью, как его раз за разом захватывают водовороты и начинают швырять, словно кусок пробки. Да и ее ли это печаль? Только лишь ее собственная, ничья более?

Или все-таки нечто большее, текущее по жилам всего ее народа? Касаясь поверхности горя, она ощущала, сколь оно древнее, чувствовала источник – и бил он не сквозь толщу каменных плит, но из глубин прошлого.

Наследство печали было тяжким, а она по неосторожности уселась смотреть выступление одна. Ей не у кого искать поддержки, понимания. Ей так нужен друг, здесь и сейчас, такой, кто мог бы взглянуть ей прямо в глаза и сказать: «Все в порядке, Руфь, да, это печаль, но взгляни на нее с другой стороны, и ты увидишь безграничную радость».

Ей так хотелось в это верить.

Она не могла оторвать глаз от женского лица на экране, хотя и не знала, почему. Эта Саманта Август была просто безжалостной в своей честности.

– …мы – агрессивная раса. В этом нет никаких сомнений. Но агрессия – сложное поведение. И служит одновременно нескольким целям. Может являться как наградой, так и наказанием. Мы признаем важность конкуренции, но хотела бы заметить, что у нас и так нет недостатка в соперниках – таких, как сложности самого бытия, как необходимость найти свое собственное место – в семье, в общине, в своей культуре. И даже то, что мы смертны. Однако мы слишком долго рассматривали конкуренцию исключительно как соперничество с такими же людьми, что и мы сами. И построили на этом всю экономическую систему. Создали основанные на конкуренции социальные иерархии. Проблема здесь в том, что на одного победителя приходится тысяча проигравших. Система конкуренции наносит ущерб нам же самим, но мы столь долго жили, веря в выигрыши и проигрыши, что иной жизни попросту не знаем. Подобная жизнь нас губит.

Руфь чувствовала, как эти слова проникают прямо в нее. Видела, как они тонут в реке горя. Давние преступления. В основе ее жизни лежали давние преступления. Как и жизни ее родителей, всех ее предков – с самого начала.

Но, быть может, того, чтобы просто над этим горевать, просто отдаться на волю волн истории – недостаточно? Быть может, слова этой женщины означают вот что: нам пора поступать лучше, сделаться лучше, взять печаль и сделать из нее нечто новое?

В дверь постучали.

Руфь вздрогнула, вытерла мокрые щеки. И решила не отвечать на стук, лежать на диване не шевелясь и затаив дыхание, пока стучавший, кто бы это ни был, не уйдет.

Стук повторился. Руфь с негромким стоном поднялась на ноги. На мгновение закружилась голова, но она нашла силы выпрямиться.

Год назад она бы перепугалась. Кто-то проник сквозь запертые ворота, если только стучавший не живет в том же квартале. Но это в любом случае чужой. А ее научили не доверять чужакам.

Сейчас же она подошла к двери – обнаружив, что та не заперта, – и открыла ее.

Не сразу узнав стоящего на пороге юношу. Но потом вдруг вспомнила. Официант-палестинец из кафе. Он стоял перед ней и казался десятилетним мальчуганом, хотя и был как минимум вдвое старше. Полные слез глаза, мокрое лицо.

Она обнаружила, что рука ее движется словно по собственной воле – и берет его ладонь в свою. Она попятилась обратно в комнату, увлекая его за собой.

Он мягко высвободился и шагнул к дивану, не отрывая взгляда от телеэкрана.

Она села рядом с ним.

Они не произнесли ни слова, просто слушали, но Руфь знала, что все хорошо. Теперь все будет хорошо. Река печали и горя не была рекой лишь ее народа. Но также и рекой парнишки. Вернее, рекой всего человечества.

Энтони не верил собственным глазам. Он был в гостях у Стиксов. Стикс-младший, Джимми, еще совсем недавно нес какую-то пургу насчет самоубийства. Сейчас же он сидел между матерью и бабушкой. Отца в интерьере не наблюдалось, да вроде как его там и не было никогда. В этом они со Стиксом были похожи.

И все же так называемый братан, который раньше все норовил звать его Тощим Тони, больше такими словечками не бросался. Куда-то подевались его обычная кислая мина и потуги казаться крутым. Исчезли демонстративные позы и вообще все напускное. И вот именно теперь, в своей дешевой запущенной квартирке, рядом с рано увядшей матерью и бабушкой, а также троицей младших братьев-балбесов, Джимми стал выглядеть настоящим мужчиной.

Кто бы мог подумать! И до чего вообще докатился мир?

Рыжая тетка-писательница продолжала говорить потрясающие вещи. Если это и было сценой из «Вторжения похитителей тел», то разыграно все было чертовски профессионально. Ее можно было принять за собственную соседку. Ну, не то чтобы прямо-таки из соседней квартиры, все же она белая и все такое. Но все равно, ее несложно было представить разговаривающей с кассиршей в ближайшем супермаркете. Спокойная, ничего не боится и глаз отводить тоже не станет.

Такие женщины ему встречались нечасто. Разве что его бесплатный адвокат. Вот бы было здорово сидеть сейчас в ее квартире. И держаться с Анджелиной Эстевес за руки, а рыжая тетка пускай тем временем объясняет, что все эти хреновые способы жить больше работать не будут. Можно подумать, раньше работали.

– Я записываюсь, – перебил рыжую Джимми.

– Куда, братан? – уточнил Энтони.

– В астронавты, чувак. В космофлот. Иду записываться. По Марсу на хрен гулять будем.

Мать шикнула на него – то ли ее лексикон не устроил, то ли хотела и дальше слушать рыжую.

– …нам не станут все расписывать в подробностях. В частности, на Марсе нас ожидают грандиозные неожиданности. Однако разбираться с ними нам предстоит самостоятельно. Могу лишь подтвердить, что жизнь существует и на других небесных телах Солнечной системы. В основном – под ледяным панцирем, но также и в верхних слоях атмосферы газовых гигантов. Но мы обнаружим, что все формы жизни в нашей системе в чем-то нам сродни. ДНК и углеродная органика – иного для нашей системы не предусмотрено. Соответственно, от нас потребуется осторожность.

– Марсиане! Я так и думал!

– Джимми, можно потише?

– …уже должно быть ясно. Я здесь не для того, чтобы предложить вам готовые способы перейти от наших прежних знаний и верований к новой эпохе просвещения, исследований дальнего космоса и, может статься, межзвездных войн. Я также не думаю, что нам следует ожидать подробных инструкций или руководства от наших Благодетелей. Протоколом это не предусмотрено. Даже мой контакт с инопланетянами на деле был общением с искусственным интеллектом. Я ни с кем не знакомилась и вообще никого не видела.