Стивен Эриксон - Радость, словно нож у сердца [litres]

Даже любовь Джеффа к дочери таила угрозу. Отец злился на мать из-за их собственного ребенка, за ту общность между мамой и дочкой, в которую, как он чувствовал, ему нет допуска – он оставался снаружи, отринутый, отброшенный. Затрещинами и пинками он пытался исправить несправедливость. Но этот способ уже не работал.

В свою очередь, она попыталась исправить несправедливость при помощи полной кипящего жира сковородки. Смыть с костей это лицо, выжечь совершенную некогда ошибку. Злая мысль, злобное желание, но от них никуда теперь не деться. Тот вечер словно бы завис теперь между нею и Джеффом.

Ее муж – подавленный, слабый, хрупкий – стоял сейчас в дверях гостиной и смотрел на выступающую в телевизоре писательницу. Энни сидела на диване, чувствуя легкий запах рвоты, оставшийся от того раза, когда отчаянно рыдавший в подушку Джефф подавился слезами и его стошнило жидкой кашицей.

Салли еще в школе, но скоро Энни нужно будет за ней идти. Ее сегодня пораньше отпустили с работы. Всем, кто мог сегодня взять выходной, позволили так и сделать. А те, кто не мог, на время остановили свои занятия, чтобы посмотреть выступление.

Инопланетяне. Огромные космические корабли. Венера станет новой Землей. Одно другого невероятней. А женщина говорит обо всем так, будто это каждый день случается.

– …уже очевидно, что нам оказали помощь в области здравоохранения. Болезни отступают. Недоеданию настает конец. Даже травмы позвоночника и другие повреждения нервной системы излечиваются, так что люди, полагавшие, что никогда уже не смогут ходить, садиться, заниматься любовью, возвращаются к полноценной жизни.

Алкоголизм отошел в прошлое. Опиатной зависимости больше не существует. Звучит замечательно, однако здесь есть и определенный повод для тревоги. В наших телах поселились чужаки, использующие фазовый сдвиг нанороботы, и они выполняют программу по обслуживанию наших тел, добиваясь от них максимальной эффективности. Дисбаланс химический, дисбаланс гормональный, психологические аномалии – все это выравнивается, выправляется. Шизофрения, депрессия, мании и психозы, включая социопатию, – все ушло. – Она помолчала, потом продолжила: – Вы это видели в отчетах. Быть может, даже испытали на себе, или испытали ваши близкие – сколько стариков, страдавших от различных форм деменции, вдруг вернулись к жизни. Доказав тем самым, что память не привязана к физической структуре мозга, но существует в квантовом состоянии – разве одно это не удивительно?

Она продолжила рассуждать на эту тему, но Энни быстро запуталась в технических терминах. И бросила взгляд на Джеффа.

Ему удалось выдавить слабую улыбку.

– Алкоголизм, – произнес он хрипло. – Нет его больше.

Энни кивнула.

– Но злиться я не перестал.

Еще недавно подобное признание заставило бы ее окаменеть, ощутить выброс адреналина. Сейчас она просто пожала плечами.

– В основном на себя, – добавил он. – За то, что оказался таким бесполезным… что не сумел противостоять папаше. Что все то дерьмо, которое он на меня выплескивал, я сделал своим собственным дерьмом – а потом принялся его выплескивать на тебя, Энни.

Она опять перевела взгляд на экран.

– Все так делают, – сказала она. – Дети, они все равно что губки. Даже если впитывать им приходится мочу и кровь.

– Господи, – прошептал Джефф, потом закашлялся и согнулся, казалось, вот-вот упадет. Но он медленно распрямился. – Что я говорил нашей дочке, во что я заставил ее поверить!

– Да, – сказала Энни. – Постарайся это исправить.

– Между нами все кончено? Между тобой и мной?

Она снова посмотрела на него.

– Я знаю, каким ты был, – сказала она, – но понятия не имею, каким ты стал. Поэтому не могу ответить тебе, Джефф. Но так или иначе у тебя есть дочь, и ей нужна твоя любовь.

– А ты? Тебе нужна моя любовь?

Энни задумалась, потом ответила.

– По-моему, уже нет. Но… это не значит, что я ее не приму.

– Могу я присесть с тобой рядом, Энни?

– От дивана воняет.

– Это из-за меня, – сказал он, все еще ожидая разрешения.

Энни вздохнула.

– Ладно, иди сюда.

– Это из-за меня, – повторил он, с опаской ступая в комнату. – Все из-за меня.

– Я думаю перебраться на Венеру, – сказала Энни. – Через пять лет. Новый мир. Чистый. И теплый. Терпеть не могу холод. Просто ненавижу.

– Знаю, – сказал он и усмехнулся. – Всегда мечтал, что меня переведут во Флориду.

Она хмыкнула, потом пожала плечами.

– Значит, переведись на Венеру.

– Завтра же подам заявление. Электростанции на ББД требуют сборки и подключения к существующим сетям. Повсеместно, я так понимаю. Даже на Венере.

Может, и правда получится, решила Энни. Надо полагать, дальше оно окажется видней. Так или иначе. Но получится или нет, выбор за ней, настоящий выбор.

Свобода – словно мир ее поцеловал.

Джек Батлер сидел, обхватив голову руками. Мэри Лэмп, расхаживавшая взад-вперед большую часть речи Саманты Август, стояла сейчас, опершись спиной о стену рядом с дверью кабинета и скрестив руки на груди.

Саймон Гист не поднялся из-за стола – он расчистил на нем место, чтобы перекатывать свою модельку из одной руки в другую. На экране слева от него все еще было лицо писательницы, оттуда слышался ее голос – она отвечала на вопросы из зала. В данный момент их темой было международное законодательство и суверенное право наций на самоопределение. Чаще всего писательница в ответ просто всплескивала руками и отвечала: «Постарайтесь сами решить».

Когда над Нью-Йорком появилась огромная «Хищная птица», Саймон распорядился остановить все работы по миссии «Рукопожатие». Примерно в тот же момент на компьютерах стали появляться новые данные, файл за файлом, содержащие продвинутые технологии, в том числе антигравитацию, энергетические поля, квантовую запутанность. В некоторых документах значилось, что они являются собственностью тайного американского правительства с кодовым именем «Великолепная дюжина». На фотокопиях отдельных выцветших чертежей стояли штемпеля Третьего рейха.

Вот и понимай как знаешь. Саймон сидел и катал взад-вперед свою машинку. Которая отказывалась ехать по прямой, и это все больше его раздражало. В конце концов он хлопнул по игрушке ладонью, остановив ее, взял в руки.