Стивен Эриксон - Радость, словно нож у сердца [litres]

– Так. Мы отправляемся на Марс. Сперва на Фобос, потом на Марс.

Джек что-то проворчал, не отрывая ладоней от лица, потом все же на секунду поднял взгляд.

– Может, легче будет попроситься на «Хищную птицу»? Минут через двадцать как раз и будем на Фобосе.

– Не спорю, – согласился Саймон, перевернул модельку и принялся изучать колеса. – Наш корабль будет чем-то вроде «Форда-Т» по сравнению с «Феррари», но это будет наш «Форд-Т». Ты уже это просчитывал, Джек. До Марса мы доберемся где-то за три недели. Не так уж и плохо. – Он горько усмехнулся. – Не так плохо? Год назад мы бы это сочли безумием.

– Сейчас все движется быстро, – сказала Мэри.

Он взглянул на нее.

– Очень остроумно.

– Я не в этом смысле, – сконфуженно отозвалась она.

– Эта женщина говорила про автоматическую космоверфь, – вздохнул Джек. – В поясе астероидов. А еще одна движется сейчас сюда, чтобы встать на околоземную орбиту. И тем самым оказаться в ловушке земного тяготения? А, это сейчас не важно. – Он снова вздохнул. – Мне начинает казаться, что все мои инженерные знания больше никому не нужны.

– Это не так, – ответил ему Саймон. – Ты начинаешь учиться заново, Джек. И учиться предстоит много. Столько, сколько тебе еще в жизни не приходилось учиться. Но не думай, что тебе одному. – Он ткнул моделькой в сторону экрана. – Она говорит, что всем нам теперь предстоит учиться – тому, как быть людьми, но не просто людьми. Лучшими из людей… если можно так выразиться.

– У нас кончаются финансы, – сказала Мэри. – Саймон, в свое время ты на что-то намекнул. Сказал, что деньги утратят значение. Ты что же, знал, к чему все идет?

– Мы были слишком самодовольны. А наша экономическая система вовсе не столь надежной, как мы сами себе говорили. Все держалось лишь на вере, основывалось на неизменности иллюзий. – Он пожал плечами. – Америка уже катилась под откос. С самых выборов. Мы видели, как что-то кончается, но нам было больно это признавать, это было слишком личным. – Он снова положил модельку на стол, колесами вверх. – Даже если мы разоримся, мне все равно. Флотилия у нас над головой еще не скоро обретет хозяев. За нее будет драка.

– Разве что перестрелка жеваной бумагой, – пробормотал Джек. – А что они еще могут?

– Верно, – согласился Саймон. – Что касается игры мускулами и горделивых поз, тут сейчас все на равных. Но есть одна истинная валюта, которая в том, чтобы организовать администрацию космофлота, будет играть решающую роль – и это знания.

Джек откинулся на спинку стула и поскреб щетину на подбородке.

– Космические центры в отдаленных регионах. Они там именно для того, чтобы страны с ограниченными техническими возможностями могли выступать на равных со всеми остальными в том, что касается знаний, – ты ведь про это?

– Звучит логично, – согласилась Мэри. – Любой желающий может явиться туда и повысить свой уровень.

– Повысить уровень – формулировка очень удачная, – сказал Саймон. – Тем временем нам, технологическим гигантам, предоставили доступ ко всей необходимой документации, вот только инфраструктуру нам предстоит создать самостоятельно – учебные центры, классы и все остальное.

– Как насчет экипажа? – Мысли Джека наконец-то вернулись к предстоящему полету. – У нас тут на пусковом комплексе двое астронавтов околачиваются, и в последнее время этой парочке не слишком-то весело. Но ты же, Саймон, хотел собрать для Марса собственную команду? И себя туда включить?

– Да, я лечу. Но ты прав, давай спросим их, не желают ли они прокатиться с нами за компанию.

– Сделать официальный запрос американскому и канадскому правительству? – уточнила Мэри.

– Если без этого нельзя, то сделай.

В беседе наступила пауза, которую заполнил голос Саманты Август:

– …за любым сдвигом парадигмы следует период хаоса. Отдельные элементы нашего общества будут сопротивляться переменам при малейшей к тому возможности. С исторической точки зрения подобное сопротивление обречено. На ум сразу же приходит пример поведения римско-католической церкви, когда с изобретением книгопечатания книги, включая переводы Библии на различные языки, сделались дешевыми и легкодоступными. Сколько они ни сжигали печатников на кострах, рост грамотности им остановить не удалось, а грамотность немедленно бросила вызов их монополии на доступ к райским вратам. Далее – протестантизм и Реформация. – Она пожала плечами. – О том, что нам предстоит, можно поинтересоваться у историков. Что бы вы там ни думали, ничего особо нового не предвидится.

– Если только не считать коллапса мировой экономики, – пробормотал Джек.

– Новой валютой станет знание, – сказал Саймон. – То, что мы обнаружим на Фобосе. И на Марсе.

– Согласно показаниям радаров, Фобос внутри пустой, – заметил Джек. – Его орбита постепенно теряла высоту, а после столкновения с Деймосом должна была понизиться еще. Однако поганец вместо того стал вдруг подниматься выше. Впрочем, мы можем с приемлемой точностью рассчитать, где он будет к нашему прибытию. Но Деймос его, вероятно, повредил. Я исхожу из напрашивающегося предположения, что это – искусственный спутник.

– Использовавшийся Серыми, – уточнила Мэри.

– Но необязательно ими построенный.

– Вот это нам и предстоит выяснить, – сказал Саймон. – Мэри, сообщи инвесторам. Мы отправляемся в пилотируемый полет к Марсу, а дивидендами станет знание.

– И каким образом они сумеют монетизировать это знание, Саймон?

– А хрен его знает! – рассмеялся Саймон.

– В моих действиях я всегда исходил из глубокой убежденности в том, что дестабилизация других государств – любыми возможными способами – есть акт законной самообороны. Ослабленный противник не представляет угрозы. Ослабленный противник вынужден решать внутренние проблемы и не представляет угрозы внешней. Если только не назначит своим проблемам зарубежного виновника. Мусульман, Иран, китайцев…

Президент России умолк, его последние слова оказались еле слышны.

Они находились в центральном комплексе Байконура, неподалеку от возведенного инопланетянами учебного центра. Двери его еще не открылись, но вокруг уже вырос целый город. Чеченцы, грузины, монголы, армяне. Границы больше ничего не значили.

Анатолий Петров покосился на застывшее изображение Саманты Август. Мельников остановил трансляцию, когда она стала отвечать на вопросы, во время самой речи у него, похоже, не поднялась рука. Петров все еще не отошел от шока, в который его ввергло понимание того, что завоевать поддержку всей планеты можно было просто словами.

Константин Мельников тем временем снова завел свои речи – словно диктующий мемуары старец, раздраженный тем, сколь ничтожны оказались причины для того, чем он занимался всю свою жизнь.