Стивен Эриксон - Радость, словно нож у сердца [litres]

Они сидели за обеденным столиком, тарелки и остатки закусок уже убрали, между ними оставалась лишь бутылка водки. Анатолий Петров молча сидел с недопитой первой рюмкой в руке, а президент пытался напиться.

Учитывая ситуацию, в этом не было ничего удивительного. У харизмы сильной личности имелись свои пределы, и хотя ум в этой стране (в отличие от Америки) уважали, лишившись всего остального – служб безопасности, невысказанных угроз, жестокого обещания страшной смерти от радиоактивного яда в жилах, – самоуверенный лидер миллионов вдруг почувствовал под ногами довольно тонкий лед.

Анатолий никогда особо не интересовался экономикой. На жизнь он не жаловался, так что бессмысленные дискуссии и споры о сравнительных недостатках капитализма, социализма и всего прочего неизменно вгоняли его в скуку. Бедные будут всегда. И будут трудиться в поте лица независимо от взявшего власть режима, так что даже их жизнь не очень изменится, да и изменяться ей некуда.

В книгах по истории он видел старые фотографии. Лохмотья и сгорбленные спины крестьян, могучих женщин и тощих мужчин, что глядели в бессмертие фотоаппарата с ничего не выражающими лицами и глубоко запавшими глазами, словно говоря будущему: мы ничего от тебя не ждем, поскольку уже все потеряли .

С тех давних времен мало что изменилось. Люди ступили на Луну и обрели возможность говорить практически с любым из обитателей Земли, однако крестьянский удел в любой стране не сделался менее тяжким. На земле, на заводах, у мусорных куч и гор старых компьютерных мониторов. Уклад их жизни оставался племенным, поскольку к этому людей привела эволюция. Все остальное – лишь ложные претензии.

И величайшая из претензий принадлежала человеку напротив космонавта, разъезжавшему по небу в колеснице подобно космическому архангелу. Изливая на подданных свое благословение, одаривая быстролетным вниманием, раз за разом обещая лучшее будущее.

Что из этого крестьянам не доводилось слышать раньше?

Попытка аннексии Латвии и Эстонии провалилась. С российской стороны границы шоссе были забиты армейской техникой, а по ту сторону появляющихся в городах и на хуторах десантников встречали лишь издевательским хохотом. Следствием попытки оказалось то, что обнажился приведший ее в действие механизм, истинные мотивы, двигавшие бесконечным расширением горизонтов.

Все оказалось прогнившим до основания. Еще до появления инопланетян в российской экономике зияли многочисленные дыры, она была источена, выпачкана и отравлена цинизмом и воровством. Единственной целью ее существования было обогащение заправляющих всем преступников. Величественный замок оказался выстроен на фундаменте из дерьма и палок. Каждый территориальный захват был лишь безнадежной попыткой перевести пыхтящую из последних сил машину на другие рельсы, позволить ей продержаться хоть немногим дольше.

Многие попытались бы объявить это российской спецификой, результатом невыводимого темного пятна на славянской душе. Быть может, думалось иногда Анатолию, у русских действительно имелись аспекты и свойства, которыми они ни с кем не делились. Но это было не принципиально. С похожими бедами столкнулась и Америка: богатейшая страна мира с подтопленными приморскими городами и голодающими бездомными, с ее хладнокровным презрением к тем, кому не удавалось двигаться в ногу с бесконечным маршем под названием «прогресс» или, для не склонных рассуждать столь философски, «приличная жизнь». Они не обеспечивали собственных граждан жильем, пищей, здравоохранением, и однако посреди всей этой бесчеловечности полагали себя вершиной человеческой цивилизации.

Впрочем, если сравнивать с мужчиной, пересекающим сейчас на бронепоезде гигантскую страну, не знающую, в каком веке живет, да и не особо желающую знать (на ум снова пришли крестьяне, вечные крестьяне), даже Америка с ее чередой президентов-неофашистов (купленных и оплаченных Кремлем) все еще была способна выступить лидером человечества, сделав единственный, но полный несгибаемой веры в себя поступок.

До запуска оставалось всего несколько дней. На мысе Канаверал счет уже пошел на часы. Корабль поднимется в небеса на… огненном столпе? Вероятней всего, нет. Впрочем, неизвестно, на что будет похож старт носителя с ББД. Но это и не важно. Они вновь сделаются первыми среди наций, кому хватило храбрости бросить вызов инопланетным гостям. Подобно нахальному коммивояжеру, быстро просовывающему внутрь ботинок, пока не закрылась дверь, и сразу же шагающему следом с протянутой для рукопожатия рукой. Здравствуйте, как поживаете. Очень приятно, давайте присядем, у меня есть для вас деловое предложение.

Яйца. Американские отполированные до блеска стальные яйца. Раз за разом скептическое отношение Анатолия к нации, которая сама себя толком не понимает, смывало прочь всепоглощающим потоком чистого восхищения. Эта американская наивность!

– Футболки, – сказал президент. – Бюсты в магазинах. Татуировки – я в профиль. Мне поклоняются. Возносят до небес – даже за границей. Им нравится мужественная поза. Они слышат ее голос. Который обещает им больше, чем любые слова, любой пресс-релиз. Смотрите, какой он непринужденный. Какой сильный. Уверенный в себе, могущественный, влиятельный. Кто еще может быть нашим лидером? Кто, если не он ?

Анатолий с тревогой обнаружил, что в бутылке осталось не больше трети. Поговаривали, что по-настоящему напиться уже невозможно. Что же теперь наступает вместо опьянения? Он подумывал о том, чтобы поэкспериментировать самому, однако хорошо знал, что алкоголь ослабляет как тело, так и душу. Слишком часто он оказывался первым и одновременно последним шагом к тому, чтобы сдаться на милость судьбе.

Только от судьбы ничего хорошего не дождешься. Спроси любого крестьянина – если только он не пьян в стельку.

Нет, Анатолий никогда не был любителем выпить, хотя при необходимости – в компании друзей-пилотов и других крутых ребят одной с ним профессии – довольно успешно притворялся.

Однако теперь благословенная магия, позволяющая соскользнуть в убежище затуманенного рассудка, прекратила действовать. Неожиданно протрезвевшие головы поднимали взгляд, смаргивая наросшую паутину. Казалось, зашевелилось что-то огромное, да так, что затряслось само основание материков.

Люди.

Карлу Марксу в его могиле сегодня, да и в последующие дни будут сниться радостные сны. А вот всем нынешним демагогам покоя больше не будет.

– Теперь я и сам все вижу, – сказал Мельников. – Как мне казалось, что все вокруг мое. Россия – мое царство. И всемирная сцена. Я играл на ней – но не как актер, а как азартный игрок, ставил на карту миллионы жизней – и проигрывал их без сожаления. А сейчас мой хрупкий карточный домик, моя экономика двадцать первого века дрожит на своем фундаменте из века девятнадцатого. – Он грустно усмехнулся и поднял стакан. – Анатолий, мы едем сейчас на поезде, чтобы напомнить самим себе об этом стальном шве, о его нитях, которыми сшита в единое целое наша страна. Конечно, самолетом было бы быстрей, но как раз времени у нас сейчас вдоволь. – Он расхохотался. – Больше ничего нет, но времени сколько угодно.