Стивен Эриксон - Радость, словно нож у сердца [litres]

– Дроны уже стартовали, а истребители от нас в двадцати километрах и приближаются.

– Хм, быстро они. Ну, ничего. Если дроны слишком приблизятся, перехватите управление и гоните их прочь, хорошо?

– Разумеется. Здорово все это, правда?

Раздался голос Адама:

– Регистрирую личностное отклонение.

Саманта улыбнулась. Сама она чувствовала себя сейчас словно водитель внедорожника, заезжающий на тесную парковку… под пристальным взглядом сразу трех инопланетных цивилизаций.

– А вы, Адам, не дрожите от возбуждения?

– С учетом обстоятельств – скорее уж от нервозности. Мы находимся в критической фазе Вмешательства.

– А скажите, – спросила Саманта, – есть еще шансы, что вы просто пошлете к чертям Землю вместе с человечеством и улетите восвояси?

– Да.

– Черт.

– Хотя и небольшие, – продолжал Адам. – Вспомните, нашей первичной задачей было сохранение биоты вашего мира. Куда более вероятным сценарием будет поместить вашу расу под карантин и постепенно уменьшить ее физический ареал.

– Иными словами, отправить нас за решетку?

– Если мы, по следам вашего выступления, придем к выводу, что человечество не готово к мало-мальски существенной смене парадигмы, у нас не останется иного выхода.

– А как же Серые? Согласитесь, Адам, вы все же нуждаетесь и в наших малоприятных качествах.

– Мы – не нуждаемся. Нуждаются цивилизации ваших соседей. Разумеется, если ваша раса сама не встанет на путь захвата и порабощения.

– А что, если?

– Тогда придется отобрать у вас игрушки. Но подобного я, откровенно говоря, не ожидаю. Ваша раса показала себя способной к искреннему состраданию и к чрезвычайной жертвенности. Однако ксенофобия, разумеется, не исключена. Те Первые Контакты, которые вы начнете сами, нужно будет проводить очень осторожно и не торопясь.

– То есть Основной Директивы не будет, – пробормотала Саманта.

– Я изучил тот вариант фантастического будущего, к которому она относится. Разумеется, эта директива – полная ерунда.

– Ожидала чего-то в этом духе. Только я с вами согласна. Что может быть чудовищней, чем ничего не делать, в то время как целая разумная раса отравляет собственный мир, погрязла в братоубийственных войнах и рано или поздно превратит свою планету в обугленный шар. Или же откатится обратно в каменный век.

– «Каменный век», – возразил Адам, – это еще не самое плохое. А вот вымирание фауны и отравление атмосферы – именно самое. В общем случае «каменный век» – состояние самоподдерживающееся, чрезвычайно стабильное, хотя крайности ему противопоказаны, и не слишком влияет на окружающую среду. Как я уже упоминал, идеальный размер общины составляет для вас меньше сотни индивидуумов. И это важно не только в смысле наличия тому этнографических доказательств, но и с точки зрения вашей будущей социальной, политической и глобальной реорганизации.

– Хм. Занятно.

– В любом случае для того, чтобы вернуться к охоте и собирательству, вам придется быстро избавиться от девяноста шести процентов населения. Чего вряд ли можно добиться мирным путем и без тяжелейших страданий, не говоря уже о сопутствующем ущербе окружающей среде.

В пятистах метрах над зданием ООН Саманта остановила корабль, стабилизировала антигравитацию и выключила двигатели. Потом откинулась на спинку кресла.

– Афина, будьте любезны, отключите маскировку.

– Я сама любезность, капитан.

Саманта устроила голову на подголовнике, закрыла глаза.

– Начинается.

Транскрипт публичной дискуссии между писателями-фантастами Джин Вулфсон и Джеком Рико. Дрэгон-Кон, Атланта, Джорджия. Пятнадцать минут до старта миссии «Рукопожатие»

ВУЛФСОН: Спрашивается, был ли на нас когда-либо столь горячий спрос, как сейчас?

(Смех в зале.)

Но любому из нас, когда журналисты просят прокомментировать происходящее, приходится очень много пожимать плечами. Одно дело – дать волю своему воображению, представить себе картину грядущего, будь то межзвездные полеты или постапокалиптическая Земля в стиле Безумного Макса, а потом воплотить ее в романе или рассказе. И совсем другое – попытаться понять, что случится дальше во время происходящего на самом деле Контакта…

РИКО: Сейчас это так принято называть? Контактом? Я предпочитаю другое слово. Завоевание. Нас победили без единого выстрела. Мы сейчас подобны овцам, бессмысленно топчущимся в загоне рядом с бойней. Воздух пахнет кровью, парным мясом и невыносимым ужасом, но мы продолжаем убеждать друг друга, что все обойдется. Да ничего не обойдется! С вашего позволения, я хотел бы сказать без экивоков: МЫ В ГЛУБОКОЙ ЖОПЕ!

(Невеселый смех в зале.)

ВУЛФСОН: Если это называется жопой, Джек, то альтернатива гораздо хуже.

РИКО: Да будет тебе нести чушь, Джин. Я служил в морской пехоте…

ВУЛФСОН: Эй, хватит! Оседлал любимого конька. Извини. Только я тоже служила и, в отличие от тебя, успела побывать в заварушке. Я стреляла, чтобы попасть. А ты, Джек, нет. Тебя как следует выдрессировали, а потом отправили куда-то, где так ничего и не случилось. Послушай, я все понимаю. Тебя сейчас гложет изнутри. Я все прекрасно понимаю. Но вся эта твоя бравада, она бравада и есть, ничего больше. В бою, когда доходит до дела, меняется… все . Все. Конечно, потом можно попытаться обо всем забыть, но надолго не получается – если ты, конечно, с самого начала не был настолько психом, что как твои мозги ни трахай, все едино. Ты же не считаешь, Джек, что посттравматический синдром попросту выдуман какими-то придурками?

РИКО: Конечно же, нет! Я просто хотел…

ВУЛФСОН: Однако ты думаешь, что уж у тебя-то его бы никогда не было. Джек Рико, он не такой, да? Ты просто оглянись вокруг себя! Никто ни в кого не стреляет. Никого не убивают, не похищают, не пытают, не обезглавливают в прямом эфире. Ни террористов, ни придорожных фугасов, ни преступности. Наши дети не умирают от передозировки и не подвергаются издевательствам. Женщин не насилуют, и знаешь еще что ты вряд ли заметил? Уровень самоубийств среди ветеранов упал до нуля. До нуля. Что же случилось? Кто-нибудь знает? Кому-нибудь удалось это понять?