Алексей Гравицкий - Новый Олимп [litres]

– Есть весёлое, есть боевое, есть философское, – пожал плечами Нарт.

– Философского не надо, – поспешно замахал руками Олег. – Философское не в тренде. Лучше про любовь. Лийка-сказка, я, наверное, сошёл с ума, но я освобожу для вас следующий четверг. Будет четверг баллад. Это будет просто охереть! У меня там Сюткин наклёвывался, но я подвину. Всё равно его уже никто не помнит.

Олег засуетился, в его крашеной голове шёл активный мыслительный процесс с параллельной калькуляцией.

– Матери передай… А, ничего не передавай, я сам с ней поговорю. И вот ещё… ну одень ты его прилично, невозможно же такое на сцену ставить. Нас не поймут.

– Хорошо, – кивнула Нилия.

– А он про что ещё поёт?

– Про нартов.

– Да кто такие эти нарты?

– Великий народ, – подал голос Сырдон, затягивая шнуровку на рюкзаке, в который уже успел запихать фандыр. – Народ, которого больше нет.

– Я бы на вашем месте подумал над репертуаром на будущее. И вот ещё… Может, ему бороду сбрить? Подумай, – посоветовал Олег и ретировался не прощаясь.

Нилия проводила его удовлетворённым взглядом. Когда цокот олеговых каблуков затих в дальнем конце зала, богиня повернулась к Нарту. Тот стоял за её плечом, поигрывая желваками. Когда подошёл, она не успела заметить.

– Никакого пиетета, – заметил Сырдон с мрачной язвительностью. – Мне-то ладно, я человек маленький. А тебе каково, гордая дщерь Эвтерпы, когда к тебе так относится какой-то крашеный попугай.

– Он же не знает, что я богиня, – пожала плечами Нилия. – И не чувствует. Был бы мужчиной во всех смыслах, ощутил бы божественную благость. Но, увы, содомиты вне моей компетенции. А самая большая ирония заключается в том, что этот крашеный попугай тоже для кого-то бог, хоть богом и не является. Так устроен мир сегодня. Саваоф не зря велел своим прихвостням записать как заповедь: «не сотвори кумира» – старик знал, чего опасаться. Беда в том, что даже его слова сегодня не истина для большинства смертных. Они легко творят кумиров, слушают их, раскрыв рты, а назавтра с той же лёгкостью низвергают, чтобы возвести новых. Мир стал суетным, постоянства ему не хватает.

Геркана не было несколько часов, но в кафе он зашёл в приподнятом настроении.

– Собирайся, возница, поедем в место поприличнее, – благодушно поведал он, – выпьем хорошего вина.

– Есть повод?

– Дело завертелось, – заговорщицки подмигнул Георгий Денисович.

Сидеть в опостылевшей забегаловке с видом на бетонный забор мне надоело до смерти, потому спорить с идеей поехать в место поприличнее я не стал. Через час мы сидели в умопомрачительно дорогом рыбном заведении на Поварской с белоснежными скатертями, тяжёлыми, не удивлюсь, если серебряными, приборами, шустрыми, как пузырьки в игристом вине, сомелье и зашкаливающим ценником в меню. Впрочем, боги не обращают внимания на такие мелочи, как прайс.

Бегло пролистав меню, Георгий Денисович решил откушать устриц, под которых заказал «Мотраше Гранд Крю» урожая 2001 года в тёмной пузатой бутылке. Сомелье поглядел на полубога с уважением, Геркан пригубил принесённое вино и остался доволен.

От содержимого бутылки стоимостью в среднюю месячную зарплату в иных регионах нашей необъятной родины я ждал феерии вкуса, но чуда не случилось. То ли я ожидал слишком многого, то ли ни черта не понимал в винах. Геркан же блаженствовал.

– Ну, за наши крылья! – провозгласил он.

Я приложился к бокалу, пытаясь понять, что же такого в этой бутылке, что стоит таких денег, и едва не поперхнулся, только теперь уразумев смысл тоста.

– «Наши» крылья?

– Нет, ну создаст-то их Дедал, но кому какое дело? Главное ведь не кто сделал, а кто от этого в выигрыше. Твой приятель, смертный… как его… неважно. Это находка! Дедал от него в восторге, говорит, что с таким подспорьем у него скоро весь мир полетит. Ты представляешь, какую паству можно обрести с тем, что войдёт в каждый дом? Ты понимаешь, какую силу это мне… – Геркан осёкся, – нам даст? И когда это случится, кому-то на новом Олимпе придётся потесниться.

– Мы же договаривались о другом проекте, – мрачно напомнил я.

– Другой проект существует только в твоей голове, а крылья – вот они. Тем более у Дедала есть опыт, хоть и плачевный. А твоя идея пока иллюзорна.

– Как сказал один наш беллетрист, по совместительству баснописец, – поддел я полубога, – «Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдёт».

Георгий Денисович нахмурился:

– Возница, не порть мне настроение. Нилия может заниматься своим последним нартом, ты можешь миниатюризировать что угодно, Дедал поможет, как и обещал. Но ставку мы делаем на крылья. И потом, ты же сам сказал, что идей много не бывает.

Принесли устриц, и Геркан с воодушевлением переключился с меня на моллюсков. Я наблюдал, как полубог уплетает двустворчатых, и внутри поднималась благородная ярость.

Сколько времени я уже потратил на суету с божественными, полубожественными и героическими прожектами? Сколько ещё потрачу? И ради чего всё это? Они в бирюльки играют, у них вечность в запасе со всех сторон, куда ни плюнь. А я трачу время впустую, а на выходе – ни денег, ни славы, ни удовлетворения.

Кажется, я начинаю понимать, почему с дьяволом всегда заключают договор. И это отнюдь не по инициативе рогатого. Если все мифические существа так же обязательны и последовательны в своих решениях, без юридически заверенного документа с ними в деловые отношения лучше не вступать.

– У вас, Георгий Денисович, знакомых козлов случаем нет? – спросил я, борясь со злостью.

– Издеваешься? – тонко ухмыльнулся Геркан. – Среди богов каждый второй козёл. А среди смертных вообще каждый первый, ну, не считая тебя, ты исключение.

Он всосал устрицу и, запоздало сообразив что-то, насупил брови:

– А ты на что намекаешь?

Стараясь не делать каких-то заметных со стороны движений, я одними глазами указал на окно заведения. Георгий Денисович, принимая правила игры, как бы между прочим, повернул голову в сторону окна. За стеклом прямо на мостовой стоял знакомый чёрный козел на задних ногах. Передние он по-собачьи упёр в подоконник. И задумчиво – сомнений быть не могло – смотрел на нас грустными добрыми глазами.

– Он сегодня за нами весь день ходит, – пояснил я.

На лице Геркана возникла улыбка, полная ностальгической романтики, с такой улыбкой сорокалетние дяди вспоминают, как кидали карбид в воду, строительные патроны в костёр или мастерили самопалы в домашних условиях.

– Какой же это козёл? Это старый выпивоха! Подожди!

И, побросав устриц и вино, Геркан побежал на улицу.

Вернулся он довольно быстро, ведя под руку невысокого мужичка в длиннополом плаще, застёгнутом на все пуговицы, и шляпе, из-под которой со всех сторон торчали длинные чёрные спутанные кудри. Наряд к жаркой летней погоде не подходил совершенно, и вообще создавалось ощущение, что дядька решил изобразить шпиона, насмотревшись старых голливудских фильмов. Взгляд у мужичка был грустный и добрый, как у того козла.