Алексей Гравицкий - Новый Олимп [litres]

Тягаться с Аллахом или Саваофом по старым схемам было уже невозможно. Битва с монотеистами была проиграна до её начала. Слишком беспечны были древние. Потому оставалось только придумать новые схемы. И они устроили новый миропорядок, усмирив гордыню и толкаясь не от божественного могущества, а от интересов паствы. Тогда он ничего не боялся, некогда было тратить время на опасения, нужно было действовать. Страхи пришли позже, когда всё устаканилось.

Отец богов вдруг сделался подозрительным, он чувствовал угрозу отовсюду. Угрозу власти, угрозу мироустройству, угрозу своему существованию. Возможно, обжёгшись на молоке, он дул теперь не только на воду, а вообще на любую жидкость, но сделать с собой ничего не мог.

Зевс тяжёлым взглядом обвёл собравшихся. Свои смотрели по-всякому. Прошли тысячи лет, а Зевс по-прежнему видел в глазах некоторых сородичей давние обиды. Что ж, пускай обижаются, ему с того не холодно, не жарко. Сказки про месть, которую подают холодной, – удел простых смертных. Их краткий век и до смеха серьёзное отношение к этой краткости могут позволить сочинять такие поговорки. Когда живёшь тысячелетия, понимаешь, что если божество не отомстило тебе сразу в течение сотни лет, то вряд ли оно способно на что-то, кроме пустой обиды.

Египтяне сидели чинно, держались с достоинством. Эти всегда были немного в стороне, но при том приняли общую стратегию, понимая, что хорошо для общего выживания.

Вот северяне – другое дело, те были норовистее и амбициознее. Зевс отметил несколько пустующих кресел:

– Где Тор, Локи и… кого там ещё не достает? – хмурясь, оценил пустующие места Громовержец.

– Зачем тебе Локи? – ехидно поинтересовался Гермес – моложавый гладко выбритый хлыщ в дорогом деловом костюме. – Без этого остряка всяко спокойнее. Знаешь же, как он это может: «Деметра, молчи, тебя ль мне не знать, ты тоже порочна…», «Ты, Гера, молчи! Ты злобная ведьма, погрязла в разврате…» [14] Перефраз фрагмента «Перебранки Локи».

– Прикуси язык, – взъярилась Гера с другой стороны стола. – Хоть ты и Трисмегист [15] Трижды величайший – одно из более поздних именований Гермеса. , но говоришь о жене Зевса.

– А я что? Это не я, это Локи. Я только цитирую. Но если б он здесь был, помяни моё слово, он бы высказался. Так что хорошо, что без него обошлось.

Зевс хмурился всё больше. Распоясался Гермес, наглеет. Впрочем, сейчас не до него, с насущным бы разобраться.

– И всё-таки, где скандинавы?

– В Калифорнии, – беспечно отозвался Аполлон.

Зевс перевёл взгляд на Сияющего. Златокудрый был, как и прежде, статен, изящно одет, а кроме того, лучезарно улыбался и старательно молодился.

– Что они забыли в новом свете?

– Экспериментируют с масскультурой, – подала голос сидящая подле Аполлона Эвтерпа. – Пытаются вырастить себе паству из читателей комиксов и любителей кино.

– Вытаптывают твою поляну? – лукаво полюбопытствовал Гермес.

– Мы не делали ставки на кинематографию, – отозвалась Эвтерпа с той скорпионьей улыбкой, какими здесь одаривали друг друга многие. – Менестрели, как их ни обзывай, перспективнее. Кино вчера возникло, сегодня изменилось, завтра уйдёт, а песни смертные будут слушать всегда.

– Вот о песнях я и хотел с тобой поговорить, – перешёл в наступление Зевс. – У нас проблемы. Появился новый выводок юных выскочек. И одна из них – твоя дочь, которая вытащила из небытия сына Гатага.

– Не напрягайся, папа, – легко отмахнулась Эвтерпа. – Кто сейчас помнит, кто такой Гатаг?

– И я не желаю, чтобы кто-то узнал имя его сына. Как не желаю, чтобы вдруг зазвучало имя твоей дочери.

Зевс одарил Эвтерпу убийственным взглядом. Отца богов злило, когда ему напоминали о родственных связях, тем более здесь, в новом совете, где помимо олимпийцев заседали и совсем чуждые сущности. Муза, назвав его «папой», переступила обозначенную Громовержцем черту, но, судя по наглой физиономии, сделала это умышленно. Во всяком случае, раскаяньем тут и не пахло, что злило ещё больше.

– Я просто помогла девочке, поделилась связями, – фыркнула Эвтерпа.

– Мы не помогаем, не поддерживаем и не пускаем никого в наш круг, – Зевс поднялся из-за стола, глаза Громовержца полыхнули, в конференц-зале повисла гробовая тишина и отчётливо запахло озоном. – Один раз мы уже совершили ошибку. Второго раза не будет. Я запрещаю помогать юным выскочкам. И ты будешь подчиняться!

Эвтерпа поднялась с места. Аполлон попытался удержать её, но муза отдёрнула руку.

– Решаешь не ты! – дерзко бросила она Зевсу. – Решает совет!

– Молчать!!! – страшно взревел Отец богов.

Эвтерпа сердито отпихнула кресло и устремилась к двери. Внутри Громовержца клокотала буря. Взгляд был испепеляющим, ноздри раздувались, как у взъярённого быка. Распоясались!

За музой с грохотом захлопнулась дверь. Перед глазами повисла кровавая пелена. Зевс уже готов был снова озадачить метеорологов силой божественного гнева.

– Тише, Громовержец, – успокаивающе прозвучал голос златокудрого красавца, прорываясь сквозь шум в ушах. – Не надо молний, это же женщина. С женщиной всегда можно договориться.

– Вот и договорись, – прорычал Отец богов, неимоверным усилием беря себя в руки.

Аполлон лучезарно улыбнулся и вышел вслед за музой.

Распоясались. Прежде довольно было нахмуриться, и все замирали от страха, а теперь… Зевс устало опустился в кресло.

– У нас проблемы, – тихо проговорил он. – Дочь этой истерички и сын Быка пытаются вознестись до наших высот. Дионис, расскажи, что говорит твой соглядатай.

Аполлон нашёл музу довольно быстро, он обнаружил её в каминном зале. Эвтерпа стояла у огромного панорамного окна и наблюдала, как опадают мёртвые листья, окрашенные в яркие прощальные цвета. Муза зябко обхватила руками обнажённые плечи. Её красное платье с открытым верхом гармонировало с предсмертным буйством природы за стеклом, а поза подчёркивала холод осени.

– Зачем ты пришёл? – поинтересовалась она, не оборачиваясь. – Успокаивать меня не надо.

– Я и не собирался, – покачал головой Аполлон, подходя ближе. – Хотя устраивать развороты было необязательно.

– Меня злит старик. Он ведёт себя так, будто всё ещё сидит на вершине Олимпа.

– Он всё ещё во главе нового Олимпа.

– Он первый среди равных. Новый Олимп существует по правилам свободного рынка. На новом Олимпе нет прежней иерархии. Сегодня ты на коне, завтра я, кто как выкрутится.

Аполлон обнял музу за плечи, нежно коснулся губами обнажённого плеча.

– Он умеет крутиться. И, как ни верти, он делает это лучше нас всех, а потому и является главой совета.