Алексей Гравицкий - Новый Олимп [litres]

Эмоций больше не было никаких, их будто отрезало разом. Он выволок из багажника мешок, подтащил к краю моста и перекинул через парапет. Мешок с трупом чёрным пятном ухнулся вниз. На мгновение возникло сомнение: а вдруг тело окажется слишком лёгким? Но веса хватило: хрустнул лёд, и мешок с телом скрылся под водой. Обломки льда затянули чернеющий пролом, и всё стихло.

Кинув вниз прощальный взгляд, Юрий Борисович вытащил из багажника канистру с незамерзающей жидкостью, наполнил пустой бачок. Захлопнул капот. Обошёл машину, бросил в багажник пустую канистру. Захлопнул багажник и вернулся за руль. С торпеды на него смотрели иконки Спасителя, Богоматери и Николая угодника.

– Вот и всё, – зачем-то сказал им Юрий Борисович. – Дело сделано.

Мерседес в последний раз моргнул аварийкой и тронулся с места.

Теперь главное – не расслабляться и не нарушать. Нарваться на ГИБДД или камеру, значит зафиксировать своё местоположение. А это не нужно. Нужно спокойно вернуться домой, спокойно лечь и заснуть. Как там… забыться, умереть, уснуть и видеть сны.

Он проехал по пустой дороге ещё десятка полтора километров, развернулся по всем правилам и покатился назад. Дорога обратно всегда легче и быстрее. Вот впереди снова показался мост.

Юрий Борисович включил музыку и прибавил газа.

Внезапно впереди вспыхнули фары. Прямо перед ним на мосту, будто из-под земли, возникла громадина фуры. Рука рефлекторно крутанула руль влево.

«Самое опасное место – рядом с водителем, – возникла в голове нелепая, где-то когда-то прочитанная мысль, – потому что, спасая себя, водитель на рефлексах выворачивает руль влево и подставляет пассажира на переднем сидении под удар».

Мерседес занесло, подбросило, машина ударилась о парапет, смяла его и, перекувырнувшись через металлические обломки, полетела вниз. Всё закружилось на какие-то бесконечно долгие мгновения, потом кружение остановилось, последовал удар, и машина скрылась под водой, впрочем, этого Юрий Борисович уже не почувствовал. Он отключился от удара.

Последнее, что он успел увидеть, была иконка Николая угодника на торпеде. Вот только у чудотворца почему-то была жиденькая козлиная бородка и несвойственная святому ухмылка. Или это только показалось?

Лобанов больше лишних вопросов не задавал. Видимо, Дедал выбрал правильный тон со смертным, потому как тот стал более вдумчивым и менее нервозным. При этом, произнося тогда в лаборатории свою патетическую речь, старик был вполне искренним. Он и не думал манипулировать Лёнькой, слова вывалились сами собой и шли от души, наверное, именно поэтому между ними с тех пор возникло некое особое понимание без слов.

Дедал поселился в лаборатории. Днём, пока Лёнька и его сотрудники корпели над опытным образцом крыла, он отсыпался, приспособив себе под спальню шкаф-купе в Лобановском кабинете. Шкаф был неоправданно огромным, при желании в него могла влезть детская кушетка. Когда рабочий день заканчивался, мастер выбирался из шкафа, пил кофе с Лёнькой, обсуждая текущие итоги и, спровадив рыжего домой к вернувшейся из Таиланда семье, сам принимался за работу.

Сперва он тщательно разбирал проработанное за день, иногда делая пометки по исправлению ошибок и доработке, потом садился и выстраивал план работы на следующий день. Всё это проделывалось исключительно на бумаге. К утру Дедал возвращался в шкаф, оставив свои записи в ящике Лёнькиного стола, дальше работать должна была команда Лобанова. Сам же Лёня выступал посредником между умозаключениями мастера и руками исполнителей. А вечером всё повторялось снова.

Работа шла споро, это было хорошо. А вот проявляющиеся временами отзвуки грозы не радовали. Более того, со временем предгрозовой рокот нарастал, делался сильнее, будто гроза приближалась.

Дедал поделился этим наблюдением с Лёней, и Лобанов подтвердил ощущение.

– Ты кому-то говорил, что я вернулся? – мнительно поинтересовался мастер.

– Нет. Даже Игорю.

Лёня выглядел искренним, и Дедал в очередной раз поверил ему на слово. От клятвы на крови Лобанов всегда отказывался. Мастер давно заметил, что смертные в большинстве своем изнежились и стали слишком бережно к себе относиться. В прежние времена всё было жёстче.

Ладно, пёс с ними, с клятвами. Важнее другое: если Лобанов никому ничего не рассказывал, значит, Громовержец начал проявлять большую заинтересованность лабораторией. А почему? Либо коровий сын Геркан, чтоб ему пусто было, разболтал что-то лишнее о самом проекте, либо Зевс что-то заподозрил. Но про Дедала отец богов, вероятнее всего, не знает, иначе грохотало бы уже над головой.

Закрыв за Лобановым дверь, Мастер уселся за стол, привычно закинул ноги на столешницу и надолго задумался. Проект близок к завершению. От силы неделя на доработку и испытания. Зевс приглядывает за лабораторией не слишком внимательно, но испытания он вряд ли пропустит, если только…

Если только не отвлечь его от лаборатории!

Дедал подскочил и принялся мерить шагами кабинет. Отвлечь! Это же так просто! Ему надо только показаться в нужный момент где-нибудь в стороне от испытаний и вызвать огонь на себя. Его появление наверняка заинтересует Громовержца, не сможет не заинтересовать. Зевс вынужден будет отвлечься, потеряет бдительность.

Старик на радостях даже принялся насвистывать смутно знакомый мотивчик, чего с ним обычно не случалось. Не зря его называют мастером, он мастерски переиграл Зевса.

В эту ночь Дедал работал с утроенной силой. Нужно было максимально подробно разложить Лёньке все необходимые доработки. Утром, придя на работу, рыжий нашел в ящике стола развернутый инструктаж и короткую записку, из которой следовало, что Мертвицкий ушёл, проект доводить придётся

Лёне, причём в сжатые сроки и с соблюдением всех обозначенных раньше мер осторожности и секретности. В шкафу Лобанов не нашёл ни спящего старика, ни его затасканной «аляски».

Мастер ушёл перед рассветом, воспользовавшись окном туалета на первом этаже. Он был доволен собой, потому всё выходило легко и ловко. Незамеченным Дедал добрался до среднего пошиба гостиницы на другом конце города, заселился в номер под чужим именем и завалился, наконец, спать. Когда он проснулся, был уже вечер. Дедал заказал ужин в номер, обильно поел и снова заснул.

Несколько последующих дней он провёл в расслабленном состоянии. Делать было нечего, оставалось только надеяться, что Лёня завершит проект как надо – в обозначенные сроки, и ждать. А к чему тяготиться ожиданием, если можно получать от него удовольствие? Гостиница оказалась довольно комфортной, он предавался чревоугодию и забавлял себя нехитрыми отельными развлечениями.