Райан Гродин - Город-крепость [litres]

Ка Минг складывает руки на груди, его клинок больше не приставлен к моему горлу:

– Шмотки – это неплохо. Но деньги куда лучше.

– Оставим его в заложниках! – рявкает Хо Вей. – Отыщем Дэя и заставим дать нам бабла, чтобы его маленький друг остался в живых. Вот и будет гарантия, что Цзин не врёт.

Дэй… в горле встаёт ком, когда я думаю о нём. Он где-то там, в мрачных алых коридорах, рискует жизнью, чтобы спасти мою сестру. Ему нужен револьвер. Нужна я.

Сейчас нет времени болтать с какими-то оборванцами.

Пальцы мои крепко сжимаются на рукояти пистолета.

Снаружи странный новый мир, где воздух переполнен бесконечным переплетением ароматов: благовония, морепродукты, гниль, приглушённая прохладой. Повсюду темнота, она собирается в углах улиц и переулков, прячется за полосами светящихся вывесок. И звуки… Уверена, их больше, но я слышу только выстрелы. Снова и снова. Они грохочут с каждым ударом сердца. Звенят у меня в ушах, поют о невозможном.

Мёртв. Дэй мёртв.

Быть не может, – стучит сердце.

Но это правда, – плачет разум. – Он мёртв.

Тонкий шёлк платья не спасает от зимней стужи. Холод сворачивается вокруг меня, как кот устраивается на груди хозяина. Подаренное Дэем тепло исчезает. Как бы ни старалась, я не могу его удержать.

Зато посол по-прежнему держит меня, тянет всё дальше по улице. Оцепенение от шока сходит на нет. Запястье пульсирует, а шёлковые тапочки бесполезны против мелкого гравия и острого стекла. Ноги мои собирают кровь, порезы и сожаления с каждым новым шагом.

Осаму выиграл. Он исполнил своё желание, убив моё, наблюдая за его смертью в металлическом блеске оружия. Я могла это предотвратить. Если бы сказала «да» несколько дней назад, Дэй не пришёл бы за мной, несмотря ни на что . Не встретился бы с дулом пистолета Лонгвея. Не умер бы.

Мы резко сворачиваем за угол, запястье изгибается в агонии. Посол останавливается, и я врезаюсь в жесткую ткань его костюма, замечая причину нашей остановки.

Нам просто некуда идти.

Переулок из шлакоблочных стен, крылечек магазинов и переплетающихся труб забит уличными детьми. О них нам рассказывал Лонгвей. Эти мальчишки совсем не похожи на Дэя. Одни кожа да кости, бледные, как призраки, и одетые в лохмотья.

На нас смотрят девять пар голодных, смертельных угольков глаз.

– Прочь с дороги! – рычит посол. Он размахивает свободной рукой, словно отгоняет стаю мух.

Но мальчишки не двигаются. Тогда я замечаю их ножи, как блестят лезвия в темноте.

– Ну же, пошевеливайтесь, маленькие уродцы! – Рёв посла оглушителен. Он гремит трубами у нас над головами и сотрясает стекло у моих ног, но не заставляется сдвинуться мальчишек. Меняются только их взгляды. Тягостный прежде голод засиял в их глазах. Ярко, как золотые запонки на костюме посла. Остро, как клинки в их руках.

Годы глухих дверей и безлюдных уголков. Месяцы тьмы и черноты. Ночи в мокрой одежде, мёртвые крысы, жареные на вертеле. Дни постоянных перебежек, поисков и драк, поисков, поисков…

Всё не зря. Всё ради этого мгновения, а я могу лишь стоять и смотреть. Поражаться, как могла думать, что никогда не найду её.

Первым я замечаю платье. Красное, как чешуя дракона в свете уличных фонарей. Яркое, как кровь. Волосы её стали длиннее. Заплетены в косу до самой талии. Лицо стало более гладким, печальным. В глазах появилась тяжесть, а на плечах – вес, которого не было прежде.

Но это по-прежнему моя Мэй Йи. Моя прекрасная, прекрасная сестра.

Моя сестра – красавица, а посол – чудовище. Полное дыма и огня. Раздувшееся и разъярённое ради шоу. Несмотря на рёв, от Осаму веет страхом. Бродягам хорошо знаком этот запах. Ножи, упиравшиеся мне в горло, теперь указывают на него. Восемь штук.

– Я государственный чиновник, у меня поблизости охрана. Если дернетесь, прикажу расстрелять на месте, – рычит посол.

– Лжёт, – заявляю я чётко и ясно. Громко. Пальцы всё ещё сжимают пистолет Дэя. – Он здесь один.

Посол замечает меня. Глаза его практически вылезают из орбит. Как крыса, которой раздавили ботинком череп.

– Ты! Ты это подстроил, да? Ах ты, маленький…

Я вытаскиваю руку из кармана. Она не дрожит, не шатается, как я сама. Дуло револьвера направлено прямо в грудь посла.

Пистолет делает то, с чем не справляются восемь ножей. Посол замолкает. Лицо его розовеет, точно сырое мясо. Наполняется настоящим страхом.

Револьвер остаётся недвижим, но всё внутри меня дрожит.

Давай. Давай. Давай.

Но палец не двигается. Не спускает курок. Я вглядываюсь в мясистое лицо посла, а вижу лишь посмертную маску Куэна. Ужасный, пустой, кровавый взгляд. Застывший после того, что я с ним сотворила.

Так я и упускаю свой шанс. Посол хватает мою сестру и прячется за ней, как настоящий трус.

Посол разваливается, подобно клубку пряжи, который никто не может поймать. Идеально подобранные маски, которые он надевал передо мной и Лонгвеем, спадают, как карточный домик. Сейчас он просто стоит на холодной улице – пигментные пятна на лице окрашиваются фиолетовым, как мои синяки – и во все глаза смотрит на мальчика и его оружие.

Есть в мальчишке с пистолетом что-то такое горькое, знакомое. Он смотрит на посла так же, как Цзин Линь глядела на отца: глаза полны яда, кулаки готовы к драке.

Я вспоминаю о сестре и понимаю, что внимательней приглядываюсь к мальчику.

Не может быть… Не здесь…

Посол крепко прижимает меня к животу, закрываясь от пули моим телом. Когда это происходит, лицо мальчика меняется, смягчается, становясь таким знакомым. Это лицо я видела по ночам, освещённое лунным светом, когда мы вместе выглядывали в окно, смотря на звёзды.

Не может быть… Но это так.

Образ сестры – вот сила, которая была мне нужна. Она наполняет уверенностью, храбростью и верой в невозможное. Моя свобода, моё спасение стоит здесь, в этом переулке. И я единственная, кто может её схватить.

Посол рукой сжимает мне горло, кисть лежит на самом плече – сухожилия туго натянуты. Я глубоко-глубоко впиваюсь зубами в ребро его ладони.

Он взвывает, рот мой заполняет вкус крови, слишком солёной и горькой. Полос отдёргивает руку, и я мчусь к мальчикам и острым ножам. Они не обращают на меня внимания, зажимают в кольцо чертыхающегося посла. Я вижу выпирающие кости глазниц, крупные суставы стискивающих ножи пальцев. И вспоминаю бродячих собак в нашей старой провинции. Как голод создавал из них костлявых, свирепых, отчаянных существ. Монстров, которые не ведали страха.

Сестра хватает меня за руку и тянет. Мы бежим по улице, успевая ускользнуть в какой-то тёмный переулок, когда посол начинает кричать уже всерьёз.