Майкл Грант - Голод [litres]

– Да? – сказал Сэм. Ему не было интересно. Он просто пытался быть вежливым.

– Ещё вернулся Коржик. Ему пришлось идти пешком всю дорогу. Он шёл всю ночь. У него записка от Ланы.

Ничего. Сэму нечего было на это ответить.

Астрид немного помолчала, а затем добавила:

– Клоп говорит, его называют Геяфагом. Лана зовёт его Мраком.

Сэм закрыл лицо ладонями.

– Мне плевать, Астрид. Разбирайся сама. Молись Иисусу, может быть, он разберётся.

– Ты же знаешь, Сэм, я никогда не считала тебя идеальным. Я знаю, что у тебя есть характер. Но я никогда не думала, что ты такой грубый.

– Я грубый? – он горько рассмеялся.

– Грубый. Да, это было грубо.

Их голоса становились всё громче.

– Я грубый? Это худшее, в чём ты можешь меня обвинить?

– Грубый и жалеющий сам себя. Так лучше?

– А что насчёт тебя, Астрид? – крикнул он. – Сноб-всезнайка! Тыкаешь в меня пальчиком и говоришь: «Давай, Сэм, принимай решения, а потом сам все расхлебывай».

– Ах, значит, это я виновата? Ну уж нет. Я тебя ни к чему не склоняла.

– Ещё как склоняла, Астрид. Это ты вынудила меня взять ответственность на себя. Думала, я не знаю, зачем тебе это всё? Ты использовала меня, чтобы защитить Малыша Пита. Использовала в своих целях. Манипулировала мной всегда, когда тебе это было нужно.

– Знаешь, а теперь ты ведёшь себя, как настоящая скотина.

– Нет, Астрид, я не скотина. Знаешь, кто я? Я тот, из-за кого умирают люди, – тихо сказал Сэм.

А потом продолжил.

– У меня скоро голова взорвётся. Мой мозг с этим не справляется. Я просто не могу. Я не могу быть тем самым парнем, Астрид, я обычный парень, я должен учить алгебру или ещё какую ерунду. Зависать с друзьями. Смотреть телевизор.

Его голос всё повышался и повышался, пока он не сорвался на крик.

– Чего ты от меня хочешь? Я не отец малышу Питу. Я никому здесь не отец. Ты хоть раз задумывалась, о чём меня просят другие дети? Ты понимаешь, чего они от меня хотят? Понимаешь? Они хотят, чтобы я убил собственного брата и вернул электричество. Хотят, чтобы я убивал детей! Убил Дрейка. Диану. Позволил умирать нашим ребятам. Именно об этом они и просят. А почему нет, Сэм? Почему ты не делаешь то, чего мы хотим, Сэм? Скажи детям, пусть идут на съедение червям, Сэм. Скажи Эдилио, пусть выкопает на кладбище ещё могил, Сэм.

Его крики превратились в рыдания.

– Мне пятнадцать лет. Мне всего пятнадцать.

Он рывком сел на край кровати.

– О боже, Астрид. Это всё в моей голове, все эти мысли. Я не могу от них избавиться. Словно у меня в голове поселилось грязное животное, и я никогда, никогда, никогда не смогу его оттуда выгнать. Мне так от этого плохо. Это отвратительно. Мне хочется блевать. Хочется умереть. Хочется, чтобы кто-нибудь выстрелил мне в голову, чтобы мне больше не пришлось ни о чём думать.

Астрид села рядом с ним и обняла его. Сэму было стыдно, но он не мог остановить слёз. Он плакал, как маленький ребёнок, которому приснился кошмар. Он не мог себя контролировать. И всхлипывал.

Постепенно спазмы стали реже. Потом прекратились. Дыхание из прерывистого стало нормальным.

– Как я рад, что света нет, – сказал Сэм. – Хватит с тебя и того, что пришлось всё это слушать. Я разваливаюсь на части.

Астрид не отвечала, просто крепко обнимала его. Казалось, прошло очень много времени, прежде чем он осторожно отодвинулся от неё, возвращая дистанцию между ними.

– Слушай. Ты не должна никогда и никому рассказывать…

– Не буду. Но, Сэм…

– Прошу, только не говори, что всё хорошо, – сказал Сэм. – Не надо снова быть со мной вежливой. И не вздумай говорить, что ты меня любишь. Я в миллиметре от нового срыва.

– Хорошо.

Сэм глубоко вздохнул. Потом ещё раз. И сказал:

– Ладно. Ладно. Что там за письмо от Ланы?

ХАНТЕР БЫЛ УЖАСНО голоден, он даже не подозревал, что голод может быть таким сильным. Его не возможно было утолить, питаясь вязкой безвкусной гадостью, которую им выдавали в «Ральфс». Три банки жижи в день. Так дети называли это. Вот только слово «жижа» не очень подходило. Это было кое-что похуже.

Но теперь он уже так не думал. Теперь те дни, когда ему выдавали по три банки жижи в день, казались прекрасными временами.

Когда Хантер оставил Дака, дружки Зила его заметили и бросились в погоню. Ему едва удалось оторваться. И, чтобы его не нашли, ему пришлось повернуть туда, куда они не ожидали: прочь из города.

Он перебежал через шоссе. Бежал в страхе, чувствуя за собой погоню даже тогда, когда её не было. Ему казалось, что в любую минуту Зил со своими дружками-бандитами поймают его. А потом…

Это казалось безумием. Это невозможно. Зил никогда не был его лучшим другом, ничего такого, но они ведь жили под одной крышей. Они были приятелями. Вместе отдыхали, смотрели баскетбол и обсуждали девчонок. Он, Зил, Гарри и…

Разумеется, вот в чём была проблема: Гарри.

Хантер не хотел причинять боль Гарри. Он был не виноват. Или виноват?

Виноват?

Хантер перебрался на другую сторону шоссе, и это было всё равно что пересечь границу. Словно он из одной страны перебрался в другую. С одной стороны Пердидо-Бич, с другой – что-то ещё.

Сначала он подумал о «Коутс». Но в «Коутс» он бы не нашёл ответов на свои вопросы. «Коутс» – это Дрейк, Кейн и эта коварная ведьма Диана. Хуже всего – Дрейк. Хантер помнил Дрейка со дня Битвы на день благодарения. В то время Хантер ещё не знал, что тоже обладает силой. Он просто стоял в стороне и скорее мешал тем, кто на самом деле сражался. Стоял и смотрел на всё происходящее с неподдельным ужасом, когда Сэм выпускал из ладоней энергетические лучи, а Кейн поднимал предметы в воздух и швырялся ими.

И койоты. Они тоже участвовали в битве.

Но именно Дрейк являлся Хантеру в кошмарах. Кнуторукий, как он себя называл, и это было очень точное определение. Но Хантера пугала не его рука. Его пугала абсолютная, сумасшедшая жестокость этого парня. Его безумие.

Нет. Только не в «Коутс». Туда он не пойдёт.

Ему некуда идти.

Остаток ночи Хантер прятался в одном из брошенных домов у подножия холма.

Но выспаться ему не удалось. Страх и голод не давали ему уснуть.

Что ж, сказал Хантер сам себе, если за пару дней ничего не изменится, то решение у него есть. Может, не самое лучшее, но всё-таки решение. Через два дня Хантеру исполнится пятнадцать. Пятнадцать лет – возраст перехода, большого шага. День прощания с УРОДЗ.

Он прекрасно знал, как можно выжить. Как остаться в УРОДЗ, побороть соблазн. Но всё чаще в последнее время он слышал от других детей: вот стукнет мне пятнадцать, и я свалю отсюда.

Говорили, что в момент перехода тебя соблазняют тем, что ты хочешь больше всего на свете. Тот человек, по которому ты сильнее всего скучаешь. Если сможешь побороть искушение, останешься в УРОДЗ. А если поддашься… что ж, в этом-то всё и дело. Никто не знал, что случится дальше.