Владимир Сорокин - Теллурия

Тимур замолчал, трогая свои бедра длинными сильными пальцами и слегка покачиваясь. И продолжил:

— Я только что в девятнадцатый раз пробировал теллур. И я преодолел темную завесу.

Собрание зашевелилось.

Тимур же, резко руки подняв, вцепился в свои волосы. Парик соскользнул с головы обритой. Над левым ухом подсыхает ранка.

Он прикрыл глаза и запел негромким, чистым голосом:

Тимур замолчал и открыл глаза. Собравшиеся слушали его, дыхание затаив. Даже пламя свечей и канделябров горело так, словно стало рукотворным.

Тимур смотрел перед собой, пронизывая взглядом мир окружающий и видя то, о чем пел. Он показывал это своим товарищам по великому делу. Губы его зашевелились, несильный, но чистый голос снова ожил:

Тимур смолк. И снова прикрыл глаза.

Все продолжали сидеть неподвижно. Вдруг женский голос прорезал тишину гостиной:

— Он был там!

Это воскликнула сестра Надежда.

И словно по команде все очнулись, зашевелились, к высящемуся Тимуру сдвигаясь.

Ночью Маша и Ната, лежа в постели после ласк невинно-сестринских, разговаривали негромко, полушепотом. По потолку плыло звездное небо.

— Тимур проник сквозь завесу, — повторяла Маша, на звезды глядя.

— Проник в сбывшееся. — Ната играла волосами Маши.

— В великое!

— В реальное.

— Это дает нам.

— Многое. Это больше, чем просто надежда.

— Тимур раздвинул завесу, увидел дворец. Дворец! Ната, дворец хрустальный!

— Дворец совершенных!

— Дворец вечных!

— Непорочных!

Маша глаза зажмурила. Ната обняла, прижалась:

— Futurum.

— Воплощенное!

— Нетленное.

Они надолго застыли, обнявшись.

— Ната, — прошептала Маша так, словно тайну великую сообщая. — Я хочу Тимура братом. Но боюсь.

— Он один, — вздохнула Ната. — Ему не нужны ни братья, ни сестры. Ему нужно только одно.

— Futurum? — произнесла Маша с восторгом и обидой.

— Futurum, — выдохнула Ната с восторгом и надеждой.

И сестры улыбнулись в темноте.

Ариэль положил руку на белый квадрат двери.

— Слушаю тебя, Ариэль Аранда, — раздался голос.

— Я имею, — произнес Ариэль.

— Если имеешь — входи, — ответил голос.

Дверь поползла в сторону. Ариэль шагнул в темную прихожую. Едва за ним закрылась дверь, как вспыхнул свет и две овчарки с рычанием подбежали к нему.

— Suelo! [23] Suelo! — Лежать! (исп.) — произнес голос, и собаки легли, перестав рычать.

— Иди вперед и не бойся, — приказал голос.

Ариэль двинулся по коридору в сопровождении овчарок. Коридор перетек в арку, распахнулся холл с темно-красным полом, уставленным низкой японской мебелью. В холле было прохладно и пахло сандалом. Ариэль прошел холл, и старые, но до блеска надраенные армейские ботинки его ступили на широкий и мягкий ковер бордово-фиолетово-черных тонов. Ковер вел дальше, в относительно небольшую комнату с шелковыми обоями пастельно-зеленоватых тонов. Показался низкий стол, за которым сидел невзрачного вида лысоватый плотник с неприветливым лицом. Овчарки вбежали в кабинет и легли возле стола.

— Цифра твоего возраста, 14, меня настолько впечатлила, что я сказал тебе «входи», — проговорил плотник уже своим тихим, естественным голосом. — Я забил 245 гвоздей, но впервые вижу клиента такого возраста.

— Господин плотник, я умоляю вас об исключении, — произнес Ариэль заранее заготовленную фразу.

— Умоляй. Что тебе еще остается? — усмехнулся плотник, прихлебывая отвар жженого риса из плоской чашки.

— Я приехал из Альмерии.

— У вас еще бомбят?

— Редко.

— Как с продуктами?

— Не очень.

— Ты приехал в Барселону поесть?